Тогда было лѣто; онъ зноя жизни искалъ онъ въ могилѣ прохлады. Не наступалъ еще знобящій до костей холодъ зимы. Теперь поэту хотѣлось бы погрѣться въ могилѣ…
Но полно хотелось ли бы? Какъ ни тяжко горе жизни, смерть никогда не бываетъ желанной.
«Слава согрѣваетъ нашу могилу!» говоритъ Гейне въ эпилогѣ къ своимъ послѣднимъ пѣснямъ. «Слова глупцовъ! безуміе! Гораздо лучше согрѣетъ коровница, если, влюбившись, станетъ цаловать насъ толстыми губами, хоть отъ нея порядкомъ-таки попахиваетъ хлѣвомъ. Гораздо лучше согрѣетъ человѣка глинтвейнъ, пуншъ, или грогъ, смотря по вкусу, гдѣ бы ты ни пилъ его, хоть въ самой грязной харчевнѣ, посреди воровъ и мошенниковъ, которые, правда, сорвались съ висѣлицы, но все-таки живутъ, дышатъ, сопятъ, и болѣе достойны зависти, чѣмъ великій сынъ Ѳетиды. Правду говорилъ Пелидъ, что жить подъ солнцемъ, въ качествѣ жалчайшаго раба, лучше, нежели быть у водъ Стикса предводителемъ тѣней, героемъ, воспѣтымъ самимъ Гомеромъ.»
И вотъ наконецъ угасла эта сначала мощная,
