— 388 —
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
По голой равнинѣ, при вѣтрѣ сыромъ, Въ грязи мы плетемся уныло; Но въ сердцѣ моемъ и звучитъ, и поетъ: «Ты, солнце, каратель-свѣтило!»
Такъ старая пѣсня кончалась—ее Мнѣ нянюшка часто пѣвала. «Ты, солнце, каратель-свѣтило!»—какъ зовъ Лѣсного рожка, прозвучало.
Та пѣсня поетъ объ убійцѣ; онъ жилъ Въ довольствѣ, въ весельи блестящемъ; Но вотъ, наконецъ, онъ былъ найденъ въ лѣсу На ивѣ плакучей висящимъ.
И къ дереву смертный его приговоръ Прибить былъ гвоздями; свершило Судилище фэмы свой мстительный судъ—: Ты, солнце, каратель-свѣтило!
Убійца былъ солнцемъ къ суду привлеченъ,, Оно обвинить побудило; Оттиліи крикъ былъ на смертномъ одрѣ: «О, солнце, каратель-свѣтило!»
Чуть вспомню ту пѣсню—и няню свою Старушку сейчасъ вспоминаю: Всѣ складки, морщины на смугломъ лицѣ Такъ живо себѣ представляю!
Въ деревнѣ вестфальской родившись, она Имѣла запасъ превосходный Преданій, и страшныхъ волшебныхъ легендъ, И сказокъ, и иѣсни народной.
Съ какимъ я біеніемъ сердца внималъ Разсказу про царскую дочку, Что, косы плетя золотая, въ степи Сидѣла весь день въ одиночку.
Гусей сторожихой служила она; Когда-жъ вечеркомъ загоняла Ихъ въ городъ обратно, всегда у воротъ Въ глубокой печали стояла.
Прибита была къ нимъ коня голова1—
Она королевнѣ знакома!