— '250 —
Однако, пусть Алманзоръ не крушится— Подумалъ я; собралъ своихъ друзей; И только дамъ я знакъ имъ, какъ ворвемся Въ домъ Али мы незванными гостями. Ты тамъ возьмешь Залейму и снеСешь Къ намъ на корабль, что въ пристани стоить. Ну, а любовь Залеймы возвратится.
Алманзоръ.
Ха, ха! Любовь! Любовь! пустое слово, Которое, зѣвая, полусонный Когда-то ангелъ произнесъ. Зѣвая, Толпа глупцовъ, и молодыхъ, и старыхъ, За нимъ твердили вслѣдъ: любовь, любовь! Нѣтъ, я уже не ласковый зефиръ, Который щечки дѣвы лобызаетъ; Я бурный вихрь, который все крутить И робкую невѣсту увлекаетъ. Нѣтъ, я уже не сладкій ароматъ, Щекочущій пріятно ноздри дѣвы; Я ядовитый духъ, чтб въ сердце къ ней Врывается и тамъ мутитъ всѣ чувства; Я не ягненокъ кроткій, чтб у ногъ Своей пастушки мирно отдыхаетъ; Я тигръ, который, дикими когтями Ее схвативъ, ей тѣло разрываетъ. Зюлеймы тѣла жажду я теперь; Счастливымъ звѣремъ быть хочу; да, звѣремъ, И, въ опьяненьи чувства, позабыть, Что есть надъ нами небо.
(Стремительно беретъ руку Гасссша). Я съ тобою Здѣсь остаюсь, Гассанъ! На дикомъ морѣ Мы оснуемъ веселую державу, И будетъ дань испанецъ намъ платить; И берега, и корабли его Мы будемъ разорять; съ тобою рядомъ На палубѣ сражаться буду я И черепы испанцевъ разсѣкать... Псовъ черезъ бортъ! Корабль у насъ въ рукахъ! Вотъ я спѣшу въ каюту отдохнуть; Залейма тамъ; рукой окровавленной
Спѣшу обнять ее, и поцѣлуемъ