— '215 —
Гонимаго невидимымъ бичомъ! ХотЬлось мнѣ еще облобызать Испаніи родную почву...
Гассанъ. И
Ужъ кстати и уста своей Зюлеймы?
Алманзоръ (строго). Слуга отца не госиодинъ надъ сыномъ; Оставь свои обидныя сул:денья. Да, сознаюсь, Зюлеймы ясажду я, Какъ утренней росы песокъ степей, И нынѣ же отправлюсь въ зкмокъ Али.
Гассанъ.
Нѣтъ, не ходи туда! Какъ отъ заразы, Бѣги отъ мѣстъ, гдѣ вѣры новой сѣмя Дало ростки. Тамъ изъ твоей груди Плѣнительными звуками исторгнуть, Какъ крючьями, твое младое сердце, И вложатъ за него тебѣ змѣю; Тамъ будутъ лить на голову твою Горячую струю свинцовыхъ капель, Чтобъ никогда не могъ твой бѣдный мозгъ Отъ дикаго безумья исцелиться; Тамъ прежнее твое отнимутъ имя И новымъ назовутъ, чтобы твой ангелъ, Тебя остерегая, звалъ напрасно Тѣмъ прежнимъ именемъ. О, не ходи, Ребенокъ обольщенный, въ зкмокъ Али! Тамъ ты погибъ, когда тебя узнаютъ.
Алманзоръ.
Спокоенъ будь; меня никто не знаетъ. Мое лицо въ морщинахъ отъ скорбей, Глаза померкли отъ слезы соленой, Хожу, какъ тѣй», шатаясь; голосъ мой Разбить, какъ сердце: кто-жъ теперь во мнѣ Цвѣтуіцаго Алманзора узнаетъ? Да'я люблю дочь Али! Я хочу Еще хоть разъ прелестную увидѣть И, усладивъ еде хоть, разъ себя Любезнаго созданья лицезрѣньемъ,
Въ ея очахъ душою утонувъ