Разстались мы — и встрѣтились опять.
«Захочешь ли ты нынѣ, какъ бывало,
О, милая, меня поцѣловать?»
И милая меня поцѣловала.
Потомъ она со смѣхомъ, какъ дитя,
Мнѣ миртовый отростокъ протянула:
«Взлелѣй его и вырасти, а я
За нимъ приду!» — и головой кивнула.
Давнымъ-давно засохъ отростокъ тотъ —
Все милой нѣтъ, все милая нейдетъ,
Но поцѣлуй все такъ же пламенѣетъ,
И вижу я опять желанный домъ,
И, недвижимъ, стою передъ окномъ,
Пока востокъ зарей не заалѣетъ.
Улыбкѣ злой не вѣрь, мой другъ, но знай,
Что добрыя улыбочки страшнѣе:
Увидѣлъ я въ одной улыбкѣ рай,
Зато когтей не видывалъ острѣе.
И старому коту не слишкомъ вѣрь,
Но знай, мой другъ — опаснѣе котята;
Взгляни, какъ весь истерзанъ я теперь
Лишь оттого, что полюбилъ когда-то.
Возможно ли, котенокъ милый мой,
Чтобъ я такъ зло обманутъ былъ тобой?
И какъ твоихъ когтей я не примѣтилъ?
Пока твою я ручку цѣловалъ,
Какъ раненый, отъ боли я стоналъ.
О, ангелъ мой! Зачѣмъ тебя я встрѣтилъ!
Не разъ, мой другъ, ты видѣла, какъ я
Съ разряженными куклами сражался,
И какъ онѣ позорили меня,
Дивясь, что цѣлъ и живъ я оставался.
Ты видѣла, какъ я изнемогалъ,
Съ кичливыми воюя болтунами,
