V. Женщина, любовь и бракъ.
Гдѣ прекращается женщина, тамъ начинается скверный лужчина.
Когда я читаю всемірную исторію и меня поражаетъ какой-нибудь подвигъ или какое-нибудь явленіе, то я скло-ненъ находить вѣ нѣкоторыхъ изъ нихъ женщину, какъ тайную пружину (какъ посредственнаго или непосредствен-наго агента). Женщины управляютъ міромъ, хотя «Мопі-Іеиг» записываетъ только мужскія имена; онѣ составляютъ исторію, хотя историкъ знаетъ тоже только мужскія имена... Начало изложенія у Геродота остроумно.
При объясненіи любви надо принимать физическій фено-менъ или историческій фактъ. Симпатія ли это въ родѣ той, по которой глупый магнить притягиваетъ глупое же-лѣзо? Или надо допустить предварительную исторію, темное сознаніе которой сохранилось въ насъ и выражается въ пеобъяснимомъ притяженіи и отталкиваніи?
Въ молодости любовь бурнѣе, чѣмъ въ позднЬйшихъ лѣ-тахъ, но не такъ сильна, не такъ всемогуща. Да и въ молодости она менѣе прочна, потому что въ это время любить и тЬло, она жаждетъ плотскихъ откровеній въ любви и сообщаетъ душѣ всю неудержимую кипучесть своей крови, чрезмѣрное изобиліе силы своихъ вожделѣній. Впослѣдствіи, когда эта сила ослабѣваетъ, когда кровь медленнее течеть въ жилахъ, когда тѣло уже не влюблено—тогда любить одна душа, безсмертная душа, и такъ какъ въ ея распоря-женіи вѣчность, и она не такая непрочная, какъ тѣло, то она не торопится и любить уже не такъ бурно, но прочнѣе, еще бездоннѣе, еще сверхчеловѣчнѣе.
Что мужъ Ксантиппы могъ сдѣлаться такимъ великимъ философомъ, это непостижимо. При такой брани, такихъ крикахъ—еще думать!.. Но ужъ писать онъ никакъ не могъ, это было невозможно: Сократъ не оставилъ послѣ себя ни одной книги.
Какъ высоко стоить женщина у Моисея въ сравненіи съ положеніемъ ея у другихъ восточныхъ народовъ того
времени или даже у теперешнихъ магометанъ! Эти послѣдніе