— 320 — .
«Донъ Кихоту»; они были гравированы Бергеромъ, подъ руководствомъ самого Ходоведкаго, н приложены къ переводу Бертуха. Есть между ними превосходный вещи. Весьма повредило художнику ложное, театрально условное понятіе, которое этотъ художникъ, вмѣстѣ съ его современниками, имѣлъ объ испанскихъ костюмахъ. Но вездѣ видно, что Ходовецкій вполнѣ понималъ «Донъ Кихота». Это-то меня и порадовало въ немъ, какъ за него самого, такъ и за Сервантеса. Мнѣ всегда пріятно видѣть, когда двое изъ моихъ друзей любятъ другъ друга, такъ же, какъ я радъ бываю, когда двое изъ моихъ недруговъ напустятся Одинъ на другого. Время Ходовецкаго, какъ періодъ только-что начавшей образовываться литературы, еще нуждавшейся въ воодушевленіи и старавшейся отклонить отъ себя сатиру, было не совсѣмъ благоиріятно для пониманія «Донъ Кихота», и вотъ въ пользу Сервантеса говорить то, что его образы даже и въ такое время были понятны, а въ пользу Ходовецкаго то, что онъ понялъ вполнѣ такіе образы, какъ донъ Кихотъ и Санчо Нанса — онъ, который болѣе, чѣмъ, можетъ-быть, другіе художники, былъ сыномъ своего времени, въ немъ коренился, только ему принадлежать, имъ былъ выношенъ, понять и признанъ.
Изъ новѣйшихъ иллюстрацій я съ удовольствіемъ вспоминаю о нѣкоторыхъ эскизахъ Декампа, самаго оригинальна™ изъ всѣхъ живущихъ французскихъ живописцевъ. — Но только нѣмецъ можетъ виолнѣ понять «Донъ Кихота», и это я почувствовалъ съ душевного радостью на-дняхъ, когда увидѣлъ въ окнѣ картинной лавки на бульварѣ Мон-мартръ гравюру, представлявшую благороднаго ламанчца въ! его кабинетѣ и сдѣланную съ картины Адольфа Шретера,
великаго мастера.