Эта страница не была вычитана

— 305 —

«Ахъ, этотъ свѣтящійся рыцарь серебрянаго мѣсяца, по-бѣдившій мужественнѣйшаго и благороднѣйшаго человѣка въ мірѣ, былъ иереодѣтый цырюльникъ!»

Вотъ уже восемь лѣтъ тому, какъ я написалъ въ 4-й части «Путевыхъ Картииъ» эти строки, въ которыхъ изобразить впечатлѣніе, произведенное за долгое еще время до того на мой умъ чтеніемъ «Донъ Кихота». Боже мой, какъ скоро бѣгутъ годы! Мнѣ кажется, будто я вчера только дочиталъ въ Аллеѣ Вздоховъ дюссельдорфскаго сада эту книгу, и сердце мое все еще содрогается отъ удивленія къ подвигамъ и страданіямъ великаго рыцаря. Сердце ли мое не измѣнн-лось въ продолженіе этого времени, или, совершпвъ чудесный кругъ, оно снова возвратилось къ дѣтскимъ чувствамъ? Вѣроятно, послѣднее, ибо мнѣ помнится, что въ различные возрасты моей жизни я читалъ «Донъ Кихота» съ различными чувствами. Когда я достигъ юношескаго возраста, и неопытными руками хватался за розовые кусты жизни, и взбирался на высочайийя скалы, чтобъ быть поближе къ солнцу, и ночью мечталъ только объ орлахъ, да чистыхъ дѣвахъ—тогда «Донъ Кихотъ» былъ для меня книгою очень пеутѣшительною, и если она попадалась мнѣ на пути, то я съ неудовольствіемъ отодвигалъ ее въ сторону. Позже, когда я сталъ вполнѣ мужемъ, то примирился нѣкоторымъ обра-зомъ съ несчастнымъ рыцаремъ Дульцинеи и уже началъ надъ нимъ подсмѣиваться. Малый-то недалекъ!—говорп.ть я. Но, странное дѣло, на всѣхъ иутяхъ моей жизни меня ире-слѣдовали тѣни худощаваго рыцаря и его жирнаго оруженосца, въ особенности когда я достигалъ рокового перепутья. Такъ, помню, во время поѣздки моей во Францію, когда я проснулся въ экипажѣ отъ лихорадочной полудремоты, то увидѣлъ сквозь утренн+й туманъ двѣ, скакавшія рядомъ со мною, хорошо знакомый фигуры, и одна изъ нихъ, съ правой стороны, была донъ Кихотъ Ламанчскій на своемъ абстрактному Россинантѣ, другая, по лѣвую сторону, Санчо Панса на своемъ положительномъ ослѣ. Мы только-что достигли французской границы. Старый ламан-чецъ съ благоговѣніемъ преклонилъ главу свою передъ трех-цвѣтнымъ флагомъ, развѣвавшимся на высокомъ иогранич-| номъ столбѣ; добрый Санчо равнодушнѣе кивнулъ головою французскимъ жандармамъ, показавшимся невдалекѣ о'п> насъ; потомъ оба друга поскакали виередъ, я потерялъ ихъ изъ виду, и только изрѣдка доносились до меня одушевленное ржаніе Россинанта и отвѣтные крики осла.

Сочиненій Генриха Гейне. Т. IV. 20