— 259 —
разницею, что магнаты польскіе нѳ успѣли такъ окончательно оторваться отъ главы государства и сдѣлаться самостоятельными, какъ это было у насъ, и что нѣмецкая осмотрительность и въ самой анархіи умѣла соблюдать извѣстный по-рядокъ. Явись Лютеръ на сеймъ краковскій, ему, конечно, я слова бы не дали сказать такъ спокойно, какъ онъ го-ворилъ въ Аургсбургѣ! Та теорія, что буйная свобода лучше спокойнаго рабства, довела, однако, Польшу, несмотря на весь свой наружный блескъ, до гибели. Тѣмъ не менѣе, изумительно, какую :силу для поляковъ имѣетъ уже одно это слово—свобода. Такъ и воспламенятся они, заслыша, что гдѣ-нибудь дерутся за свободу; сверкающіе взоры устре-мляютъ они равно на Грецію и на южную Америку. Въ самой же Польшѣ, какъ я выше сказалъ, подъ попраніемъ свободы разумѣютъ только ограниченіе дворянскихъ правъ. иди хоть постепенное уравненіе въ правахъ сословій. Но мы, это лучше знаемъ: всѣ частныя вольности должны исчезнуть, когда дѣло идетъ о водвореніи общей законной свободы!
Но теперь на колѣни, читатель, или по крайней мѣрѣ снимайте шляпу: я говорю о польскихъ женщинахъ. Мой духъ летитъ на берега Ганга и отыскиваетъ тамъ нѣжнѣйшіе и прекраснѣйшіе цвѣты для сравненій. Но чтб значатъ передъ польскими красавицами всѣ красоты маллики, кувалаи, шадди,, цвѣтовъ нагакезари, священныхъ цвѣтовъ лотоса и всякихъ этихъ камалать, педмъ, камалъ, тамалъ, сиришъ и т. д.! Владѣй я кистью Рафаэля, мелодіей Моцарта и языкомъ Кальдерона, мнѣ бы удалось, можетъ-быть, колдов-ствомъ вселить въ вашу грудь чувство, которое вы испытали бы, если бы истая полька, эта Афродита рѣки Вислы, во плоти явилась предъ очарованными вашими очамиі Но чтб малеваніе Рафаэля передъ этими образами красоты, нарисованными Богомъ въ самыя радостный минуты! Чтб бренчанье Моцарта передъ ихъ рѣчью—этими конфетами для души, падающими съ розовыхъ устъ этихъ сладостныхъ созданій! Чтб всѣ Кальдероновскія «звѣзды земли» и «цвѣты неба», передъ этими очаровательницами, которыхъ я тоже по-Кальдероновски называю ангелами земли, потому что готовь самнхъ ангеловъ назвать «польками неба»! Да, мой милый, кто смотритъ въ ихъ газелевыя очи, тотъ вѣритъ въ небо, хотя бы онъ былъ при этомъ усерднѣйшимъ по-
слѣдователемъ барона Гольбаха...... . . . .
Если-бъ и хотѣлъ говорить о характерѣ полекъ, то сказалъ
17*