заявляющихъ о себѣ со времени іюльскихъ дней, явилось нѣсколько подражателей той полемики, которую въ иеріодъ реставрации я велъ съ твердой безпощадностыо, но вмѣстѣ съ тѣмъ, и съ благоразумной осторожностью. Они же повели дѣло очень плохо, и вмѣсто того, чтобы приписать проис-шедшія для нихъ отъ этого личныя непріятности своей собственной неловкости, обратили свой гнѣвъ на пишущаго эти строки, видя, что онъ остался невредимъ. Съ ними случилось то же, что съ обезьяной, видѣвшей, какъ чело-вѣкъ брился. Когда онъ вышелъ изъ комнаты, обезьяна пришла, вынула снова изъ дщика бритвенный приборъ, намылилась, и затѣмъ перерѣзала себѣ горло. Не знаю, въ какой мѣрѣ перерѣзали себѣ горло эти нѣмецкіе якобинцы; но вижу, что они сильно истекаютъ кровью. Вотъ они и бранятъ меня. Смотрите, восклицаютъ они, мы честно намылились и истекаемъ кровью за правое дѣло, Гейне же поступаете нечестно въ дѣлѣ бритья, въ немъ нѣтъ настоящей серьезности при употребленіи бритвы, онъ никогда не иорѣжется; онъ спокойно вытираетъ мыло съ щекъ, и при этомъ беззаботно посвистываетъ и смѣется надъ кровавыми ранами перерѣзывателей горла, честно относящихся къ этому дѣлу.
Успокойтесь; на этотъ разъ я иорѣзался.
Иарнжъ, конецъ ноября 1832.
Гснрихъ Гейне.