- Но бабочка есть вмѣстѣ 'съ тѣмъ исимволъ безсмертія
души и ея вѣчнаго обновленія.
ДОПОЛНЕНІЕ.
• , 1833 г.
Когда я пріѣхалъ лѣтомъ 1831 года въ Парижъ, меня ничто не удивило такъ, какъ открывшаяся въ то время выставка картинъ; и хотя мое внима&іе было обращено на важнѣй-шіе нолитическіе и религіозные перевороты, но я не могъ удержаться, чтобы не написать сперва о великомъ переворот^ который произошелъ здѣсь въ области искусства ы значительнѣйшимъ явленіемъ котораго слѣдовало признать упомянутую выставку.
Наравнѣ съ остальными моими соотечественниками, я питалъ самое невыгодное предубѣжденіе противъ француз-скаго искусства, особенно противъ французской живописи, послѣднее развитіе которой осталось мнѣ совершенно неиз-вѣстно. Но французская живопись находится въ особыхъ условіяхъ. Она также послѣдовала за соціальнымъ движе-ніемъ и, наконецъ, обновилась вмѣстѣ съ народомъ. Но это произошло не такъ непосредственно, какъ въ родственныхъ ей искусствахъ, музыкѣ и поэзіи, въ которыхъ переворотъ начался уже до революціи.
Луи де-Мейнаръ, написавшій въ «Еигоре ІіМёгаіге» рядъ статей о выставкѣ нынѣшняго года, принадлежащихъ къ самому интересному, чтб было только писано французами объ искусствѣ, высказался по поводу только-что сдѣланнаго замѣчанія въ слѣдующихъ словахъ, которыя я перевожу здѣсь настолько буквально, насколько это позволяешь гра-ціозность выраженій автора:
«Живопись XVIII столѣтія началась точно такимъ же образомъ^ какъ и современный ей политика и литература; точно такимъ же образомъ достигла она извѣстной степени совершенства; и пала она въ тотъ же самый день, въ который рушилось во Франціи все. Странное столѣтіе, которое начинается громкимъ смѣхомъ по случаю смерти Людовика XIV и оканчивается въ объятіяхъ палача, «господина палача», какъ назвала его мадамъ Дюбарри! О, это столѣ-тіе, все отрицавшее, все подвергавшее осмѣянію, все раз-вѣнчивавшее и ни во что не вѣрившее, было именно вслѣд-ствіе этого крайне пригодно къ великому дѣлу разрушенія,—
и оно разрушало, отнюдь не будучи въ состояніи вновь