— 338 —
умалчивать пріятныя вещи, и что ихъ пѣмецкая прямота обязываетъ ихъ высказывать намъ въ лицо оджЬ только не-пріятности. Въ нравахъ и даже къ языкѣ французовъ такъ много милой леети, которая стоить очень мало/ а дѣйству-етъ, между тѣмъ, такъ благотворно и живительно. Моя душа, это бѣдиое «не тронь меня», сомкнувшее свои лепестки подъ вліяніемъ страха отечественной грубости, снова раскрылось навстрѣчу ласкающимъ звукамъ французской вѣжливости. Богъ далъ намъ языкъ для того, чтобы мы говорили нашимъ ближнимъ нріятныя вещи.
Мой французскій языкъ нѣсколько хромалъ при моемъ прибытіи, но послѣ получасового разговора съ маленькой продавщицей цвѣтовъ въ Раз&а§е де ГОрега моя французская рѣчь, заржавѣвшая со времени Ватерлоской битвы, стала опять бѣглой, я овладѣлъ съ грѣхомъ пополамъ самыми галантными сиряженіями и весьма понятно объяснись моей маленькой слушательницѣ Линнеевскую систему, по которой цвѣты раздѣляются но ихъ тычинкамъ; маленькая слѣдовала другой методѣ и раздѣляла цвѣты на такіе, которые хорошо пахнуть, и на такіе, которые воняютъ. Кажется, относительно мужчннъ она держалась той же классификации. Она была поражена тѣмъ, что я, несмотря на мою молодость, такъ ученъ, и протрубила мою ученую славу по всему Развале йе ГОрёга. И здѣсь также я съ насла-жденіемъ вдыхалъ благоуханія лести, и мнѣ было очень весело. Я ходилъ по цвѣтамъ, и жареные голуби сами де-тѣли въ мой открытый ротъ зѣваки. Сколько интереснаго увидѣлъ я здѣеь при своемъ прибыли! Всѣхъ корифеенъ общественная увеселенія и офиціальной комичности. Серьезные французы были самые забавные. Я видѣлъ Арналя, Буффе, Дежазе, Дебюро, Одри, мадмуазель Жоржъ и большую кострюлю въ Отелѣ йнвалидовъ. Я видѣлъ моргу, Асайешіе &ап?аі«е, гдѣ также выставлено много нейзвѣст-ныхъ труиовъ, и, наконецъ, люксембургскій некрополь, и въ немъ всѣ муміи клятвопреступниковъ вмѣстѣ съ набальзамированными ложными присягами, которыя они приносили всѣмъ династіямъ французскихъ фараоновъ. Я видѣлъ въ ^пііп йеа РІапЪез жирафа, козла съ тремя ногами и кенгуру, которые особенно позабавили меня. Я видѣлъ также Лафайета и его бѣлые волосы, но нослѣдніе я видѣлъ отдѣльной ибо они находились въ медальонѣ, висѣвшемъ на шеѣ одной прекрасной дамы, тогда какъ самъ онъ, герой
Старагр ги еЦовасо: Сккга^ носидъ темный иарикъ, какъ всѣ