— 318 — •
оперу, я вподнѣ уяснилъ себѣ, что пластичесція и звуковыя искусства одного и того дее церіода всегда дышатъ одннмъ и тѣгь же духодгь, и выдающіяся цроизведеція ихъ находятся въ тѣснѣйщемъ нзбирательномъ сродствѣ между собой.
Не могу окончить это письмо безъ замѣчанія, что музыкальный сезонъ еще не оконченъ и въ дыдѣшнемъ году, противъ обыкцовенія, протянется до мая. Здачительяѣйщіе балы и концерты даются въ настоящую минуту, я полька лродолжаетъ соперничать съ фортепіацо. Уши и ноги утомлены, но, несмотря ца это, не могутъ предаться отдохцо-венію. Весна, на этотъ разтэ появившаяся такъ рано, терпишь фіаско; зелень и солнечные лучи едва замѣтнщ. Вра-чамъ, быть-можетъ, особенно врачамъ для умалдшендыдъ, будетъ скоро много дѣла, Въ этой пестрой сутодокѣ, въ этой бѣщеной жаждѣ наслаждешй, въ этомъ доющемт, д нрыгающемъ водрворотѣ додкараудиваютъ насъ смерть и помешательство. Фортепианные молоточки страпщо дѣДствуютъ на наши нервы, а сильная вертящаяся болѣзнь, полька, нанесешь намъ цослѣдній, смертельный ударт»,
Ято такое долька? Для отвѣта на этотъ современный вопросъ мнѣ понадобилось бы по ррайдей мѣрѣ шесть столбцовъ. Но адкъ только болѣе важныя темы предоставишь мнѣ свободное время, я вернусь къ этому предмету.
ПОЗДНЪЙШАЯ ЗАМЪТКА.
Къ предшествующдмъ письмамъ я по меланхолической прихоти присоединяю нижесдѣдующія страницы, напдсацныя лѣтомъ 1847 г. и составляющія мою послѣднюю музыкальную корреспонденцию. Для меня съ тѣхъ поръ всякая музыка покончилась, и когда я набрасывалъ страдальческій образъ Донинуетти, то ас подозрѣвалъ, что ко мнѣ приближалось подобное же и гораздо болѣе тяжкш испытаніе. Краткая замѣтка моя гдосдтъ такъ:
Со времени славной памяти Густдва Адольфа ни одна шведская депутація не надѣлада въ ісвѣтѣ столько шума, сколько выпало его ца долю Женни Дцндъ. Вѣсти, прдхо-дящія къ намъ объ этомъ изъ Англіи, граничат^ съ невѣ-роятнымъ. Въ газетахъ раздаются только звукя трубъ, фанфары тріумфа; мы слышнмъ только пдндарическіе хвалебные гимны. Одинъ мой пріятель разсказывалъ мнѣ, что въ одномъ англійскомъ городѣ звонили во всѣ колокола, когда шведскій соловей соверншъ свой въѣздъ туда;
тамошній епископъ почтилъ это событіе замѣчательною