— 573 —
возможно обвинить хоть въ одномъ двусмысленному въ не-счастіи онъ выказывалъ большую силу характера; былъ пламенно одушевленъ чистѣйшею гражданскою доблестью, и на дурацкій колдакъ, звенящій на головѣ его, мы должны возложить лавровый вѣнокъ. Этотъ благородный безумецъ былъ мнѣ въ тысячу разъ любезнѣб другого книгопродавца, тоже пріѣхавшаго въ Парижъ для устройства нѣмецкаго перевода французской революціи и вкрадчивостью своею и гуманнымъ пискомъ походивгааго на гіену, которую собираются посадить въ клѣтку... Впрочемъ, и его считали чест-нымъ человѣкомъ, который даже платилъ свои, долги, когда выигрывалъ въ лотерею большой выигрышъ, и за такія честныя дѣйствія предложили сдѣлать его министромъ финансовъ будущей новой нѣмецкой Имперіи... Между нами будь сказано, онъ долженъ былъ удовольствоваться этимъ мѣстомъ, потому что мѣсто министра внутреннихъ дѣлъ Ф. уже заранѣе отдалъ Гарнье, точно такъ же, какъ императорскую корону Германіи онъ обѣщалъ капитану Зейбольду. Гарнье, правда, утверждалъ, что книгопродавецъ Ф. хотѣлъ сдѣлать этого капитана нѣмецкимъ императоромъ потому, что этотъ мошенникъ былъ ему долженъ и что иначе съ него невозможно было получить долгъ../ Но это неправда и доказываете-только злоязычіе Гарнье; Ф., быть-можетъ, по республиканскому коварству отдавалъ корону именно самому жалкому субъекту, чтобы этимъ унизить и сдѣлать смѣшною нѣмецкую монархическую власть...
Вліяніе, которымъ пользовался Ф., однако, скоро уничтожилось, когда онъ, какъ мнѣ кажется, въ ноябрѣ, оставилъ Парижъ, и мѣсто знаменитаго агитатора заступили нѣко-торые новые предводители; значительнѣйшими въ числѣ этихъ послѣднихъ были уже упомянутый Гарнье и нѣкто Вольфрумъ. Я позволяю себѣ назвать ихъ по именамъ, потому что Одинъ изъ нихъ умеръ, а другому, находящемуся въ безопасной Англіи, я доставлю большое удовольствіе на-поминаніемъ важной роли, которую онъ игралъ въ то время; но оба они, Гарнье отчасти, а Вольфрумъ вполнѣ, черпали свое вдохновеніе изъ устъ Бёрне, который съ этихъ поръ началъ считаться душою парижской пропаганды. Безуміе осталось тоже самое, но, говоря словами Полонія, въ немъ появилась метода.
Я тодько-что употребилъ слово «пропаганда», но употре-билъ его не въ томъ смыслѣ, въ которомъ оно принимается
пѣкоторыми доносчиками, понимающими подъ этимъ ело-