— 568 —
Письмами» Берне. Что касается этихъ послѣднихъ, то я сознаюсь, что два нервыхъ тома, прочитанные мной въ то время, не мало напугали меня. Я былъ пораженъ этимъ ультра-радикальнымъ тономъ, котораго меньше всего ожи-далъ отъ Берне. Человѣкъ, который въ своей приличной, тщательно обработанной манерѣ писанія самъ инспектировать и контролировала себя; который взвѣшивалъ и.вымѣ-ривалъ каждый слогъ, прежде, чѣмъ выписывалъ его; чело-вѣкъ, который въ своемъ стилѣ никогда не отрѣшался вполнѣ отъ привычекъ имперскаго мѣщанства своего города и, пожалуй даже, отъ боязливости, сопряженной съ его прежнею доляшостью; человЬкъ этотъ—бывшій иолицейскій чиновникъ во Франкфуртѣ-на-Майнѣ—теперь ударился въ такой санкюлотизмъ мысли и выраженія, какого еще никогда не видала Германія. Боже мой! какіе страшные обороты рѣчи! какіе преступные глаголы! какіе революціонные винительные падежи! какія повелительныя наклоненія! какіе антиполицейскіе вопросительные знаки! какія метафоры, одна тѣнь которыхъ могла повлечь за собою заточеніе въ іф&ности на двадцать лѣтъ! Но, несмотря на страхъ, поселенный во мнѣ этими письмами, они пробудили во мнѣ одно очень комическое воспоминаніе, развеселившее меня почти до смѣха и о которомъ я никакъ не могу здѣсь умолчать. Да, сознаюсь, что вся личность Берне, какою она явилась мнѣ въ этихъ шісьмахъ, напомнила мнѣ стараго полицейскаго начальника, который еще во время моего дѣтства управлялъ моимъ родимымъ городомъ. Я говорю: управлялъ—потому что онъ, поддерживая общественное сио-койствіе съ помощью своей неограниченной палки, поселялъ въ насъ, дѣтяхъ, глубочайшее уваженіе къ себѣ и однимъ своимъ иоявленіемъ разгонялъ насъ, когда мы ужъ через-чуръ шумно играли на улицѣ. Этотъ иолицейскій началь-никъ вдругъ сошелъ съ ума и вообразилъ себѣ, что онъ уличный мальчишка, и мы, къ нашему тревожнѣйшему изумленію, увидѣли, что онъ, этотъ всесильный властитель улицъ, вмѣсто того, чтобы устанавливать спокойствіе, сталъ приглашать насъ къ самому шумному безчинству. «Вы слишкомъ скромно держите себя, — кричать онъ: — вотъ я вамъ покажу, какъ надо шумѣть!» И при этомъ начнналъ ревѣть по-львиному, или мяукать по-кошачьи, и звонилъ у всѣхъ домовъ такъ сильно, что обрывалъ колокольчики, и бросалъ камнями въ окна, и при этомъ не переставать
кричать: «я научу васъ, ребята, какъ надо шумѣть!» Насъ,