— Г>549 —
велѣяъ ближе разслѣдовать это дѣло и не сомнѣвался въ правдивости его».
Рельголандъ, 29 іюля.
Я опять читалъ Ветхій Завѣтъ. Какая великая книга! Меня поражаетъ еще больше, чѣмъ содержаніе, изложеніе, гдѣ слово является какъ бы продуктомъ природы, подобно дереву, цвѣтку, морю, звѣздамъ, самому человѣку. Слово растетъ, течеіъ, искрится, улыбается неизвЬстно какъ, не-извѣстпо почему, все кажется совершенно естественнымъ. Это, дѣйствительно, слово Божіе, тогда какъ Другія книги свидѣтельствуютъ только о человѣческогчъ остроуміи. Въ Го-мерѣ, другой великой книгѣ, изложеніе есть продуктъ искусства, и если содержаніе, точпо такъ же, какъ въ Библіи, взято изъ дѣйствительности, то проявляется оно въ поэти-ческихъ образахъ,. такъ сказать, переплавливается въ гор-нилѣ человѣческаго духа; оно очищается духовнымъ про-цессомъ, который мы называемъ искусствомъ. Въ Библіи вѣтъ и слѣда искусства; стиль ея—стиль записной книжки, въ которую абсолютный духъ, какъ бы безъ всякой индивидуальной человѣческой помощи, заносить происше-ствіе каждаго дня съ фактической точностью... Объ этомъ стилѣ нельзя произносить никакого приговора, можно только констатировать дѣйствіе на нашу душу, и велико, пѳ всей вероятности, было затрудненіе греческихъ грамматиковъ, когда они хотѣли опредѣлять установленными эстетическими понятіями многія иоразительныя красоты Библіи. Лонгинъ говорить о возвышенности. Новые эстетики толкуютъ о наивности. Ахъ! какъ я уже сказалъ, всѣ критическіе мас-вітабы оказываются здЬсь недостаточными... Библія есть слово Божье.
Только у одного писателя нахожу я нѣчто, напоминающее этотъ непосредственный стиль. Это Шекспиръ. И у него слово выступаетъ иногда въ страшной наготѣ, пугающей и потрясающей насъ; въ Шекспировскихъ произведе-ніяхъ мы видимъ иногда живую истину безъ одежды искусства. Но это случается только въ отдѣльные моменты; геній искусства, можетъ-быть, чувствуя свое безсиліе, уступаете здѣсь на нѣсколько минуть свою обязанность при-родѣ, но^потомъ тѣмъ ревнивѣе удерживаетъ свое господство въ иластическомъ изображеніи и остроумномъ усложне-ніи драмы. Шекспиръ—въ одно и то же время еврей и грета,
или, вѣрнѣе сказать, оба элемента—спиритуализмъ и искус-