— 381 —
крошечный ангелъ, и скажетъ, что онъ очень хорошо знаетъ почеркъ Клёцхенъ, и разскажетъ удивительную исторію о моемъ честномъ постункѣ... И воспоется мнѣ хвала въ при-сутстьіи солнца, луны и авѣздъ, и будетъ вычислено, что если изъ 50.000 марокъ честности вычесть мои злые поступки, то мнѣ все-таки останется еще получить порядочную сумму...............
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
Кто же этотъ графъ Платенъ, съ которымъ мы познакомились въ прошедшей главѣ, какъ съ поэтомъ и горячимъ другомъ? Ахъ, любезный читатель, этотъ вопросъ я давно уже читалъ па твоемъ лицѣ и съ колебаніемъ приступаю къ отвѣту. Въ томъ-то и заключается невзгода нѣ-мецкихъ писателей, что каждаго добраго или злого дурака, котораго они выводить на сцену, приходится имъ сперва определять сухой характеристикой и описаніемъ личности, для того, чтобы, во-первыхъ, знали, что онъ существуетъ, а во-вторыхъ—сделалось извѣстнымъ мѣсто, куда его ударить такъ, чтобы попало въ цѣль—снизу или сверху, спереди или сзади. У древнихъ это было иначе, иначе оно и теперь у новыхъ народовъ, напримѣръ, апгличанъ и фран-цузовъ, у которыхъ есть народная жизнь и вслѣдствіе этого риЫіс сЬагасіегз. Мы лее, нѣмцы. имѣемъ, правда, цѣлый дурацкій народъ, но мало выдающихся дураковъ, которые были бы достаточно извѣстны для того, чтобы ими можно было пользоваться, какъ общепонятными характерами въ прозѣ и стихахъ. Немногіе люди этого рода, какими мы обладаемъ, действительно правы, когда нридаютъ себѣ важность. Ихъ достоинства ничѣмъ неоцѣнимы, и самыя выс-шія притязанія съ ихъ стороны совершенно основательны. Такъ, напримѣръ, г. тайный совЬтникъ Шмальцъ, профессоръ берлинскаго университета—человѣкъ, за котораго не-заплатить никакими деньгами; юмористическій писатель не ыожетъ без'ь него обойтись, и онъ самъ чувствуетъ эту личную важность и незаменимость свою въ такой высокой степени, что пользуется каждымъ случаемъ, чтобы давать юмористическимъ писателямъ матеріалъ для сатиры, что день и ночь изыскиваетъ онъ средства, какъ бы ему сдѣ-латься смѣшньшъ въ качествѣ государственнаго человѣка, сервилиста, декана, автора, гегеліанца и натріота, и такимъ снособомъ фактически содѣйствовать процвѣтанію
литературы, за которую онъ какъ бы приносить себя въ жертву.