.т
— 305 —
— Ты не знаешь!—со вздохомъ отвѣчалъ баринъ.
— Повторяю вамъ, я знаю,—возразилъ слуга и кивнулъ своимъ добродушно-участливымъ личикомъ. — Я знаю васъ насквозь, я знаю, что вы совершенная противоположность мнѣ: когда у васъ жажда, я голоденъ, и когда вы голодны, у меня жажда. Вы слишкомъ корпулеятны, а я слишкомъ тощъ. У васъ богатое воображение, а у меня тѣмъ болѣе дѣловитости. Я пр^ктикъ, а вы діарретикъ. Однимъ словомъ, вы совершенно мой антиподексъ.
— Ахъ, Юлія! — вздыхалъ Гумпелино:—будь я желтая лайковая перчатка, которая облекала бы твою руку и цѣло-вала бы твою іцеку! Скажите, докторъ, видѣли ли вы когда-нибудь Креллингеръ въ «Ромео и Юліи»?
— Конечно. И вся моя душа еще до сихъ поръ въ восторгѣ!
— Ну, въ такомъ случаѣ, — воскликнулъ маркизъ съ воодушевленіемъ, и огонь сверкнулъ изъ его глазъ и освѣ-тилъ носъ: — въ такомъ случаѣ вы понимаете меня! Вы знаете, чтб значить, когда я вамъ скажу—я люблю. Да, я хочу вполнѣ открыться передъ вами. Гіацинтъ, выйди на время.
— Совсѣмъ не зачѣмъ мнѣ выходить,—сердито отвѣчалъ тотъ. — Вамъ нѣтъ надобности стѣсняться предо мною, я тоже знаю любовь и знаю...
— Ты не знаешь!—воскликнулъ Гумпелино.
— Въ доказательство, г. Гумпелино, что я знаю, мнѣ достаточно произнести имя Юліи Максфильдъ. Успокойтесь, васъ снова любятъ, но отъ этого вамъ мало проку. Зять вашей возлюбленной не выпускаетъ ее изъ глазъ и стережетъ ее день и ночь, какъ брильянтъ.
— О, я несчастный!—жалобно заговорилъ Гумпелино:— я люблю и любимъ взаимно, мы украдкой пожимаемъ другъ другу руки, мы подъ столомъ наступаемъ Одинъ другому на ногу, мы подмигиваемъ Одинъ другому глазами, и все-таки у насъ не бываетъ никакого удобнаго случая! Какъ часто стою я при свѣтѣ луны на балконѣ, и воображаю себѣ, что я самъ Юлія, и мой Ромео, или мой Гумпелино, назначилъ мнѣ свиданіе, и декламирую совершенно какъ Креллингеръ:
«Приди, о, ночь! Приди, о, Гумпелино, Ты—свѣтъ во тьмѣ! На крыльяхъ ночи будешь Покоиться ты такъ, какъ свѣжій снѣгъ На ворона спинѣ! Приди скорѣе, ночь Прекрасная, чарующая! Дай мнѣ
Ромео моего, иль Гумпелино!»