— 295 гг-
любовью къ жизни. То была пьеса совершенно въ манерѣ Россгіни, какал самымъ прелестнымъ образомъ обнаруживается въ «Севильскомъ Цырюлышкѣ».
Люди, презирающіе итальянскую музыку и произносящіе осужденіе этому роду оперы, когда-нибудь понесутъ за это заслуженное наказаяіе и, быть-можетъ, осуждены всю вѣч-ность не слышать ничего, кромѣ фугъ Себастіана Баха. Въ этомъ отн^шеніи я очень скорблю о многихъ изъ моихъ коллегъ, напримѣръ, о Реллыптабѣ, который тоже не избѣг-нетъ этой кары, если до своей смерти еще не обратится къ Россини. Россини, аіѵіпо таезіго, солнце Италіи, ты, рас-пространяющій свои звучащіе лучи по всему міру, прости моимъ соотеЗественникамъ, которые поносятъ тебя на писчей бумагѣ и на кляксъ-палирѣ! Но я наслаждаюсь твоими золотыми звуками, твоими мелодическими свѣтилами, твоими искрящимися бабочкиными грезами, который такъ чудесно летаютъ вокругъ меня и цѣлуютъ мое сердце, какъ будто бы губами грацій! Біѵіпо таезіго, прости моимъ бѣднымъ соотечественникамъ, которые не видятъ твоей глубины', потому что ты прикрываешь ее розамй, и для которыхъ ты недостаточно основателенъ, недостаточно тяжелъ мыслями, потому что ты летаешь такъ легко, потому что у тебя такія божественный крылья!.. Право, чтобы любить теперешнюю итальянскую музыку и понимать ее любовью, нужно имѣть передъ глазами самый народъ, его небо, его характеръ, его выраженіе лица, его страданія, его радости, словомъ, всю его исторію, начиная отъ Ромула, основавшаго священно-римскую имперію, до новѣйшаго времени, когда она совершенно погибла въ цар-ствованіе Ромула Августула ІІ-го. Въ этой бѣдной, порабощенной Италіи вѣдь запрещено говорить, и она можетъ обнаруживать свои чувства только посредствомъ музыки. Все ея негодованіе противъ чужеземнаго господства, ея восторженное сочувствіе къ свободѣ, ея отчаяніе въ сознаніи своего безсилія, ея грусть при воспоминаніи о прошедшемъ великолѣпіи, при этомъ тайныя надежды ея, ея жадное ожиданіе помощи—все это маскируется въ тѣ мелодіи, ко-торыя скользятъ отъ карикатурнаго упоенія жизни до элегической мягкости, и въ тѣ пантомимы, которыя переходить отъ льстивыхъ ласкъ до угрожающаго гнѣва.
Это экзотерическій смыслъ оперы-буффо. Экзотерическіе часовые, въ присутствіи которыхъ она поется и представляется, и понятія не имѣютъ о значеніи этихъ веселыхъ
любовньіхъ исторій, любовныхъ страданій и любовныхъ по-