— 2С9 —
— Но,—замѣтилъ берлинецъ:— скажите, гдѣ же самъ повый Алкивіадъ?
— Правду говоря,—отвѣчалъ я:—эта должность еще не занята, и покамѣстъ у насъ есть только собака.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Мѣсто, гдѣ происходить этотъ разговоръ, пазывается Богенгаузенъ, или Нейбургсгаузенъ, или вилла Гомпешъ, пли Монгеласгартенъ, или Шлессель; впрочемъ, нѣтъ надобности и называть его, когда хочешь поѣхать туда изъ Мюнхена, извозчикъ пойметъ васъ ужо по извѣстному под-мигиванью, указывающему на желаніе выпить, по извѣст-ному заранѣе блаженному киванью головой и тому подоб-пымъ пояснительным!» гримасамъ. Тысячи выраженій имѣетъ арабъ для меча, французъ для любви, англичанинъ для вѣшанья, нѣмецъ для питья, а новый аеинянинъ даже для мѣстъ, въ которыхъ онъ пьетъ. Пиво въ вышеупомянутомъ мѣсгЬ дѣйствительно очень хорошо, даже въ Пританеѣ (ѵи1§о Боккелеръ) оно не лучше, вкусъ у него совсѣмъ превосходный, особенно на той высокой террасѣ, откуда видишь Тирольскія Альпы. Я часто сижпвалъ тамъ прошедшею зимой и смотрѣлъ на покрытая снѣгомъ горы, которыя, блестя при солнечномъ освѣщеніи, казались вылитыми изъ чистаго серебра.
Въ то время и въ моей душѣ была зима, мысли и чувства были точно занесены снѣгомъ, сердце засохло и умерло, а къ этому еще присоединились несносная политика, скорбь объ одпомъ умершемъ миломъ дитяти, остатокъ стараго раздраженія и пасморкъ. Кромѣ того, я пиль много пива, потому что меня увѣряли, что пиво уничтожаетъ густоту крови. Но н самый лучшій аттическій сортъ не приносилъ пользы мнѣ, уже въ Англіи пріучивпіемуся къ портеру.
Наконецъ, насталъ день, когда все совершенно измѣни-лось. Солнце появилось на небѣ и напоило землю, стараго ребенка, своимъ лучистымъ молокомъ, горы трепетали отъ радости, н обильно текли ихъ снѣжныя слезы, трещали и ломались ледяные покровы Озеръ, земля раскрыла свои голубые глаза, изъ ея груди выступили любяіціе цвѣты и зву-чащіе лѣса,—зеленые чертоги соловьевъ, вся природа улыбалась, и эта улыбка называлась весна. Тутъ и во мнѣ началась новая весна, новые цвѣты выросли изъ сердца, чувство свободы расцвѣло, какъ розы, расцвѣло и тайное
страстное томленіе, какъ молодыя фіалки, между которыми,