— 258 гг-
нѣмецкой кофейни и спокойно пьетъ кофе, а между тѣмъ въ широкомъ, отдаленномъ Китаѣ растетъ и цвѣтетъ его погибель, и тамъ она прядется и ткется, и, несмотря на высокій стѣны китайскія, умѣетъ найти дорогу къ молодому человѣку, который принимаетъ ее за пару нанковыхъ иан-талонъ, беззаботно надѣваетъ ихъ и дѣлается несчастнымъ... А въ маленькой груди человѣка можетъ спрятаться много стрзданій, и спрятаться такъ хорошо, что самъ бѣднякъ долго не чувствуетъ ихъ, и всселъ, и танцуетъ, и свиститъ, и напѣваетъ: лалара, лала, ла, ла, ла...
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ.
Она была достойна любвп, п онъ лго-билъ се; но онъ не былъ достоинъ любви, и она не любила его.
(Старая пьеса.)
— И изъ-за такой глупой исторіи вы хотѣли застрѣ-литься?
Сударыня, когда человѣкъ хочетъ стрѣляться, то у него всегда есть достаточное основаніе для этого — вѣрьте мнѣ. Но знаетъ ли онъ самъ это основаніе—другой вопросъ. До последней минуты мы играемъ комедію сами съ собою, мы маскируемъ даже свое страданіо и, умирая отъ раны въ груди, жалуемся на зубную боль.
Вы, сударыня, знаете, безъ сомнѣнія, какое-нибудь средство противъ зубной боли?
А у меня была зубная боль въ серддѣ. Это скверная боль, и ей очень хорошо помогаютъ свннецъ съ тѣмъ зуб-нымъ порошкомъ, который изобрѣтенъ Бертольдомъ ПІвар-цомъ.
Какъ черпякъ, грызло страданіе мое сердце, и въ томъ не внноватъ бѣдный кнтаецъ; я самъ принесъ это страданіе съ собою на свѣтъ. Оно лежало со мною уже въ колыбели, и мать моя, качая меня, укачивала вмѣстѣ и его, и когда я засыналъ подъ ея пѣсни, оно тоже засыпало, и пробуждалось, чуть я открывалъ глаза. По мѣрѣ того, какъ я подросталъ, росло н мое страданіе, и сдѣлалось, наконецъ, очень болыиимъ и разбило мое...
Поговоримъ лучше о другихъ вещахъ, о вѣнкахъ невѣстъ, о маскарадныхъ балахъ, о весельѣ и свадебныхъ пирахъ...
тра-ла-ла-ла, тра-ла, ла-ла-ла.