— 242 —
«поппт ргетаіиг іп атшт». Это правила, какъ и мйогія Другія, можетъ быть очень хорошо въ теоріи, но въ прзй-тикѣ оно никуда не годится. Когда ГорацШ дамлъ авторш, этотъ знаменитый соьѣтъ «оставлять сочиненій на девять лѣтъ въ портфель»—елѣдовадо ему также дать кр» этомъ наетавленіе, какъ пробыть девять лѣтъ безъ ішщй. Въ го время, какъ Горацій сочинялъ это правило, онъ, быть-можетъ, сидѣлъ за етоломъ Мецената и ѣлъ каплуновгь <% трюфелями, пудингъ изъ фаз&новъ съ с&уевт» изъ дми, жаворойкшыя котлеты съ телшовекою яорковш, лаватыі языки, ивдтйсМя птичьи гиѣзда и Вшгь энаетъ что м все это дарояъі А яы, несчастные, послѣ роадеетые, вы живешь въ другое время, у нашить мецеяаяовъ совеѣмъ иныя правила, они дум&ютъ, что писатели и лптлоши ягоды всего лучите соэрѣваютъ,, когда полежать нѣкоторое время на соломѣ, о»и думаютъ,. что собаки т годатея для охоты за образами и идеями, когда онѣ слштеойъ жирйо выкормяены,~и—увы!—когда случитсяйзгь въ кои искормить бѣдную еобаку, такъ такую, которая меньше всего заслуживает* пищи, напртэЛръ, моську* лижущую рук», ш крошечную болонку, умѣющую проскользнуть на груда раздушенной дзйкг, ям терыѣливат пуделя, который знаетъ нрі-носку и умѣегв плясать к барабанят.. Въ ту ммугу, какъ я пишу эти строки, мой каленькій монсъ начинаешь лаять позади меня... Молчи, молчи, другъ йой, я не тт-калъ на тебя, потому что ты любишь меня и елѣдуешъ^ за своимъ гоотеданомъ въ нуждѣ й опасности, ш ущшь ва могилѣ его съ такою же вѣрностыо, какъ н нѣкеторш Другія нѣмецкія собаки, которыя, будучи изгнаны изъ отечества, ложатся йбредъ воротами Гермавіи и голодаютъ, и стонутъ... Простите, сударыня, за это отступление, сдѣланы для тою, чтобы дать моей бѣдной еобакѣ удбмет&ореке; я снова возвращаюсь къ правилу Горація и его йесеетотггезѵ ности въ XIX стол-Ми, когда поэты т тщгь обоЙТйй» безъ етипввдй* своей музѣ... Ма М, шайагте, я не въ еь-стоянга выдержать 24 часа, а тЬмъ менѣе девять лѣп, желудокъ мой не елипгктіъ уважаетъ безсмертіе; обсуди въ дѣло, я предпочитаю быть безсмертньшъ только" въ половину и сытымъ вполнѣ, и если Вольтеръ соглашался отдать триста лѣтъ своей посмертной славы за хорошее пищева-реніе, такъ я предлагаю вдвое за самую пищу. АхъГ п какія отлнчныя, цвѣтущія куіткіпвіт бываютъ на евѣтЬ!
Фй-лософъ Панглосъ праігь: нашъ шръ—самый лучшій ніръ.