— 231 —
зрѣлища не потодстѣешь. Я былъ точно какъ во снѣ и ду-малъ о сказкѣ объ околдованныхъ городахъ, и быстро по-шелъ къ городскимъ воротамъ, чтобы не проснуться слиш-комъ рано. Въ придворномъ саду многихъ деревьевъ не доставало, многія сгнили, а четыре болыпихъ тополя, казавшихся мнѣ когда-то зелеными великанами, теперь сдѣ-шиеь маленькими. Нѣсколько красивыхъ, разряженныхъ дѣвушекъ гуляли по саду, точно ходячіе тюльпаны. И этихъ тюльпановъ зналъ я, когда они были еще луковицами; это вѣдь были наши сосѣди, и съ ними когда-то иградъ я въ «Принцессину башню». Зато прекрасный дѣвушки, которыхъ я зналъ цвѣтущими розами, теперь оказались розами поблеклыми, и не по одному челу, гордое выраженіе котораго восхищало меня въ былые дни, Са-турнъ провелъ косою глубокія морщины. Только теперь, но— увы!—слишкомъ поздно, открылъ я, что значили взгляды,, которые онѣ нѣкогда бросали на уже становившагося юношею мальчика. Глубоко потрясъ меня низкій и смиренный поклонъ человѣка, котораго я прежде видѣлъ богатымъ и знатнымъ, и который теперь впалъ въ нищету, какъ и вообще всюду люди, когда разъ начинаютъ падать, то, слѣдуя Ньютонову закону, падаютъ все съ большею и большею, страшною быстротою. Но въ комъ я не нашелъ никакой перемѣны, такъ это въ маленькомъ барабанѣ, который, какъ прежде, весело принрыгивалъ по дорожкѣ при-дворнаго сада, одной рукою приподнявъ лѣвую полу сюртука, а другою помахивая своею тонкою, камышевою тросточкой. Это было то же привѣтливое личико, котораго ру-мянедъ сосредоточился на носѣ; это была та же конусообразная шляиенка, это была та же самая косичка, только изъ нея выглядывало нѣсколысо сѣдыхъ волосковъ, на мѣсто прежнихъ черныхъ. Но какъ ни весело смотрѣлъ онъ, я все-таки зналъ, что бѣдный баронъ перенесъ въ это время много горя, личико его хотѣло скрыть это отъ меня, но сѣдые волосенки косички выдали его сзади. Но и сама косичка, казалось, хотѣла опровергнуть мое заключеніе и качалась очень весело.
Я не былъ утомлзнъ, но мнѣ захотѣлось посидѣть еще разъ на деревянной скамейкѣ, на которой я когда-то вы-рѣзалъ имя моей милой. Я едва могъ отыскать его, потому что на скамьѣ было вырѣзано много новыхъ именъ. Ахъ! нѣкогда я спалъ на этой скамьѣ и грезилъ о счастьѣ любви.
«Грёзы то же, что пѣна морская!» Вспомнилъ я и былыя