— 145 —
Льются въ чаши гордыхъ лилій Волны свѣта съ вышины.
Но, дитя, мы сами больше Измѣнились въ этотъ часъ; Шелкъ, и золото, и свѣчи, Блещутъ весело вкругъ насъ.
Ты въ принцессу обратилась, Замкомъ сдѣлалась изба, Въ немъ танцуетъ и ликуетъ Дамъ и рыцарей гурьба!
Я-жъ надъ всѣмъ, что здѣсь явилось, Обладателемъ стою; Славятъ трубы и литавры Юность свѣтлую мою!
Солнце взошло. Туманъ разсѣялся, точно привидѣнія послѣ третьяго крика пѣтуха. Снова пошелъ я внизъ и вверхъ по горамъ, а предо мною катилось прекрасное солнце, освѣщая каждую минуту яовыя красоты. Горный духъ видимо благопріятствовалъ мнѣ; онъ хорошо зналъ, что поэтъ можетъ потомъ поразсказать много прекраснаго, и показалъ мнѣ въ это утро свой Гарцъ въ такомъ видѣ, въ какомъ, конечно, видѣлъ его не всякій. Но за то и меня Гарцъ увидѣлъ такимъ, какимъ немногіе видѣли меня: на рѣсни-цахъ моихъ дрожали такіѳ же драгоцѣнные перлы, какъ и въ травѣ долины, роса любви увлажала мои щеки, шумя-щія ели понимали меня и качали вѣтвями, какъ нѣмые люди, доказывающіе радость движеніемъ рукъ; а вдали слышались какіе-то чудно - таинственные звуки — будто звонъ колоколовъ забытой лѣсной часовни... Говорятъ, что это колокольчики стадъ издаютъ на Гарцѣ такой милый, чистый и гармоническій звукъ.
Судя по солнцу, былъ полдень, когда я встрѣтилъ однс изъ такихъ стадъ. Ііастухъ привѣтливый бѣлокурый юноша, сказалъ мнѣ, что большая гора, у подошвы которой я стоялъ—старый, знаменитый Брокенъ. Далеко въ окружности этого мѣста нѣтъ никакого жилья, и, поэтому, я съ удо-водьствіемъ нринялъ предложеніе пастуха—закусить съ нимъ. Мы сѣли за йфипег (ІіпаЪоіге, состоявшій изъ хлѣба и шра. Овцы обирали крошки, милые чистенысіе телята прыгали вокругъ насъ, и лукаво побрякивали колокольчиками,
Сочиненій Генриха Гѳйяе. Т. I. ДО