на словесный факультетъ московскаго университета. Здѣсь онъ слушалъ лекціи Павлова, Надеждина, Шевырева одновременно со многими изъ тѣхъ студентовъ, которые составили потомъ такъ называемый кружокъ Станкевича. Но жизнь Г. имѣла мало общаго съ жизнью этого кружка, какъ во время пребыванія членовъ послѣдняго въ университетѣ, такъ и по окончаніи курса. Получивъ университетскій дипломъ, Г. поступилъ на службу сначала въ Симбирскъ, затѣмъ въ Петербургъ; здѣсь онъ прослужилъ болѣе 15‑ти лѣтъ. Въ 1852 г. онъ отправился въ кругосвѣтное путешествіе на сдѣлавшемся послѣ Гончаровскаго описанія знаменитомъ фрегатѣ „Паллада“. По возвращеніи изъ путешествія Г. продолжалъ чиновничью службу до начала 70‑хъ годовъ, послѣ чего, выйдя въ отставку, жилъ въ Петербургѣ, гдѣ и умеръ. Похороненъ Г. въ Александро-Невской лаврѣ.
Литературная дѣятельность Г—ва началась въ 1847 году „Обыкновенной исторіей“. Черезъ долгое время послѣ нея появился „Обломовъ“, затѣмъ послѣ многихъ лѣтъ „Обрывъ“. Въ промежутокъ между двумя первыми произведеніями вышло описаніе его морского путешествія „Фрегатъ Паллада“; затѣмъ было написано нѣсколько очерковъ, изъ которыхъ „Милліонъ терзаній“ посвященъ разбору комедіи Грибоѣдова, а „Лучше поздно, чѣмъ никогда“ даетъ объясненія по поводу собственной литературной дѣятельности Г—ва. Объективность составляет главную черту литературнаго дарованія Г. Еще Добролюбовъ говорилъ, что талантъ Г—ва неподатливъ на впечатлѣнія. Авторъ не обнаруживаетъ своего отношенія къ героямъ, но подробной и ясной характеристикой ихъ предоставляетъ читателю возможность самому оцѣнить ихъ нравственное значеніе. Эти качества высказались еще въ „Обыкновенной исторіи“, которая дала поводъ Бѣлинскому сказать, что у Г—ва честнаго человѣка не отличишь отъ подлеца. Несмотря на объективность, у Г—ва видно ясное стремленіе изобразить въ привлекательныхъ чертахъ типъ энергичнаго и дѣятельнаго практика, совершенно противоположный его собственной нѣсколько лѣнивой и мало подвижной натурѣ. Въ „Обыкновенной исторіи“ этотъ типъ представленъ въ дядѣ Адуевѣ, сухомъ дѣльцѣ, который, по признанію автора въ „Лучше поздно, чѣмъ никогда“, долженъ изображать „трезвое сознаніе необходимости дѣла, труда, знанія“. Въ „Обломовѣ“ тотъ же типъ выводится въ видѣ дѣловитаго нѣмца Штольца. Въ „Обрывѣ“ рѣзкой характеристики такого типа нѣтъ, но нѣкоторыя черты его мы находимъ въ Тушинѣ. Всѣ эти лица, какъ положительные типы, совершенно неудачны; но какъ характеристика цѣлой группы петербургскаго чиновничества и какъ психологическій типъ дядя Адуевъ представляетъ несомнѣнно рельефный художественный образъ. Типы противоположные, болѣе соотвѣтствовавшіе собственной натурѣ автора, были изображены имъ съ той силой анализа и съ тѣмъ мастерствомъ, которые поставили Г—ва въ ряду наиболѣе знаменитыхъ русскихъ художниковъ слова. Въ Адуевѣ племянникѣ съ его любовью къ „желтымъ цвѣтамъ“ представлена, по авторскому опредѣленію, „вся праздная, мечтательная и аффектаціонная сторона старыхъ нравовъ, съ обычными порывами юности — къ высокому, великому, изящному, къ эффектамъ съ жаждою высказать это въ трескучей прозѣ, всего болѣе въ стихахъ“.
И. А. ГОНЧАРОВЪ. |