Той хочу, что доступна, что бѣгаетъ въ легкой одеждѣ,
Той, что дала слугѣ, раньше, чѣмъ мнѣ, моему,
Той, что можно купить цѣликомъ за пару сестерцій,
Той, что хватитъ одной въ вечеръ одинъ на троихъ.
Той же, что требуетъ денегъ, что пышныя рѣчи болтаетъ, —
Пусть обладаютъ вовѣкъ пышныхъ Бурдѝгалъ купцы.
Той хочу, что доступна, что бегает в легкой одежде,
Той, что дала слуге, раньше, чем мне, моему,
Той, что можно купить целиком за пару сестерций,
Той, что хватит одной в вечер один на троих.
Той же, что требует денег, что пышные речи болтает, —
Пусть обладают вовек пышных Бурди́гал купцы.
Лидія такъ широка, какъ задъ у всадниковъ мѣдныхъ,
Какъ легкій обручъ дѣтей, звонкой что мѣдью звучитъ,
Какъ многократно гимнастомъ пропрыгнутый кругъ невредимо,
Какъ отъ дорожной воды старый размокшій башмакъ,
Какъ многоокія сѣти, что ждутъ дроздовъ перелетныхъ,
Какъ не ловившій вѣтровъ надъ Помпеяной покровъ,
Какъ соскользнувшій браслетъ плясуна больного чахоткой,
Какъ пуховикъ, если пухъ вынутъ Левко́никскій весь,
Ветхія какъ штанины Бритона нищаго и какъ
У Равенна́тскихъ птицъ-бабъ ихъ отвратительный зобъ.
Я, говорятъ, ласкалъ ее въ садкѣ живорыбномъ…
Ахъ, не ласкалъ ли скорѣй я живорыбный садокъ!
Лидия так широка, как зад у всадников медных,
Как легкий обруч детей, звонкой что медью звучит,
Как многократно гимнастом пропрыгнутый круг невредимо,
Как от дорожной воды старый размокший башмак,
Как многоокие сети, что ждут дроздов перелетных,
Как не ловивший ветров над Помпеяной покров,
Как соскользнувший браслет плясуна больного чахоткой,
Как пуховик, если пух вынут Левко́никский весь,
Ветхие как штанины Бритона нищего и как
У Равенна́тских птиц-баб их отвратительный зоб.
Я, говорят, ласкал ее в садке живорыбном…
Ах, не ласкал ли скорей я живорыбный садок!