Нѣтъ! и могучіе ду̀бы она и алмазъ крѣпкотвердый,
Скалъ неподвижность могла бъ лаской своей возбудить!
Правда! — способна была возбудить — живого, мужчину,
60. Но тогда не былъ я живъ, не былъ мужчиной былымъ.
Можетъ ли уши глухія обрадовать Фемія пѣсня?
Бѣдному Ѳа́мирѣ что пышныя краски картинъ!
А что за радости я въ мечтахъ молчаливо готовилъ!
Способовъ сколько въ мечтахъ воображалъ, измышлялъ!
Наши лежали межъ тѣмъ, какъ будто мертвые, члены,
Жалостно измождены, словно вчерашній цвѣтокъ;
Нынѣ они, посмотри, живутъ и не во-время сильны,
Нынѣ работы хотятъ, просятся въ битву свою.
Что же, стыдясь, не лежишь ты, о часть гнуснѣйшая наша?
70. Такъ-то обманутъ я былъ раньше обѣтомъ твоимъ.
Ты обманула владѣльца, тобой, безоружный, былъ преданъ
Я и, съ великимъ стыдомъ, горькій извѣдалъ ущербъ.
А между тѣмъ снисходила къ тебѣ до того моя дѣва,
Что возбуждала тебя, нѣжно, касаясь рукой.
Послѣ жъ, увидя, что ты никакимъ искусствомъ не можешь
Снова ожить и, забывъ прошлое, падаешь ницъ, —
«Что жъ ты смѣешься! — сказала, — тебя кто, безумца, неволилъ,
Противъ желанія, класть члены на ложѣ моемъ?
Иль тебя, шерстью опутавъ, чаруетъ колдунья Ээи,
80. Или, любовью другой ты обезсиленъ, пришелъ?»
И, не промедля, вскочила, ту́никой еле одѣта,
И предпочла убѣжать прочь обнаженной ногой;
Но, чтобъ рабыни узнать не могли, что ея не коснулись,
Перенесенный позоръ взятой прикрыла водой.
Нет! и могучие ду́бы она и алмаз крепкотвердый,
Скал неподвижность могла б лаской своей возбудить!
Правда! — способна была возбудить — живого, мужчину,
60 Но тогда не был я жив, не был мужчиной былым.
Может ли уши глухие обрадовать Фемия песня?
Бедному Фа́мире что пышные краски картин!
А что за радости я в мечтах молчаливо готовил!
Способов сколько в мечтах воображал, измышлял!
Наши лежали меж тем, как будто мертвые, члены,
Жалостно измождены, словно вчерашний цветок;
Ныне они, посмотри, живут и не вовремя сильны,
Ныне работы хотят, просятся в битву свою.
Что же, стыдясь, не лежишь ты, о часть гнуснейшая наша?
70 Так-то обманут я был раньше обетом твоим.
Ты обманула владельца, тобой, безоружный, был предан
Я и, с великим стыдом, горький изведал ущерб.
А между тем снисходила к тебе до того моя дева,
Что возбуждала тебя, нежно, касаясь рукой.
После ж, увидя, что ты никаким искусством не можешь
Снова ожить и, забыв прошлое, падаешь ниц, —
«Что ж ты смеешься! — сказала, — тебя кто, безумца, неволил,
Против желания, класть члены на ложе моем?
Иль тебя, шерстью опутав, чарует колдунья Ээи,
80 Или, любовью другой ты обессилен, пришел?»
И, не промедля, вскочила, ту́никой еле одета,
И предпочла убежать прочь обнаженной ногой;
Но, чтоб рабыни узнать не могли, что ее не коснулись,
Перенесенный позор взятой прикрыла водой.