Иль не прекрасна была, не исполнена прелестей дѣва,
Иль я ее не желалъ часто въ мечтаньяхъ своихъ?
Но я ее обнималъ безплодно, позорно безсильный,
Я на лѣнивомъ лежалъ ложѣ, какъ бремя, какъ стыдъ,
Былъ не способенъ, желая, при всемъ желаніи дѣвы,
Я наслаждаться благой долей разслабленныхъ чреслъ!
Тщетно она обвивала точеныя руки вкругъ шеи
Нашей, что были бѣлѣй, чѣмъ и Сиѳо́нійскій снѣгъ,
Напечатляла лобзанья, дразня языкомъ сладострастно
10. И подъ бедро подводя знойныя бедра свои;
Разныя нѣжности мнѣ говорила, своимъ называла,
И всѣ другія слова, что въ эти миги твердятъ.
Члены однако мои, словно льдистой натерты цикутой,
Не выполняли, лѣнясь, предположеній моихъ.
Я — столбъ недвижный лежалъ, изваянье, ненужная тяжесть,
Было нельзя разрѣшить, что я: мужчина иль тѣнь!
Что предстоящая дастъ (если мнѣ предстоитъ она) старость,
Если и юность сама силы теряетъ свои?
Ахъ! своихъ лѣтъ я стыжусь! что мнѣ въ томъ — быть мужчиной, быть юнымъ,
20. А для подруги своей — я не мужчина, не юнъ!
Вѣчная жрица такою встаетъ, та, что бдитъ надъ священнымъ
Пламенемъ, иль дорогимъ братомъ хранима сестра.
Иль не прекрасна была, не исполнена прелестей дева,
Иль я ее не желал часто в мечтаньях своих?
Но я ее обнимал бесплодно, позорно бессильный,
Я на ленивом лежал ложе, как бремя, как стыд,
Был не способен, желая, при всем желании девы,
Я наслаждаться благой долей расслабленных чресл!
Тщетно она обвивала точеные руки вкруг шеи
Нашей, что были белей, чем и Сифо́нийский снег,
Напечатляла лобзанья, дразня языком сладострастно
10 И под бедро подводя знойные бедра свои;
Разные нежности мне говорила, своим называла,
И все другие слова, что в эти миги твердят.
Члены однако мои, словно льдистой натерты цикутой,
Не выполняли, ленясь, предположений моих.
Я — столб недвижный лежал, изваянье, ненужная тяжесть,
Было нельзя разрешить, что я: мужчина иль тень!
Что предстоящая даст (если мне предстоит она) старость,
Если и юность сама силы теряет свои?
Ах! своих лет я стыжусь! что мне в том — быть мужчиной, быть юным,
20 А для подруги своей — я не мужчина, не юн!
Вечная жрица такою встает, та, что бдит над священным
Пламенем, иль дорогим братом хранима сестра.