Охватитъ насъ и, разметавъ по скаламъ,
Насъ пригвоздитъ на жертву буйнымъ вихрямъ
Иль свергнетъ насъ, цѣпями отягченныхъ,
Въ клокочущій и страшный океанъ,
Гдѣ, отдыха, пощады и спасенья
Не вѣдая, осуждены томиться
Мы безъ конца въ теченіе вѣковъ?
Итакъ, войну — будь явною она
Иль тайною — вполнѣ я отвергаю.
Ни хитростью, ни силой побѣдить
Не можемъ мы и обмануть Того,
Кто видитъ все. Надъ нами Онъ смѣется
Съ высотъ Своихъ, настолько всемогущъ,
Чтобъ побѣдитъ въ бою открытомъ насъ,
Настолько мудръ; чтобъ замыслы разстроить.
Но неужель — Небесъ великихъ чада —
Унижены и попраны во прахъ,
Обречены оковамъ и страданью
Мы на-всегда? Увы, и это лучше,
Чѣмъ худшее. Судьба неотвратима;
Смиримся-же предъ волею Того,
Кто побѣдилъ. Въ страданьяхъ и борьбѣ
Предъ Нимъ всегда безсильными мы будемъ,
И справедливъ божественный законъ,
Который такъ устроилъ. Надо было
Подумать намъ объ этомъ прежде, чѣмъ
Вступить въ борьбу съ такимъ Врагомъ великимъ.
Смѣшонъ мнѣ тотъ, кто храбростью кичится,
Но разъ ему оружъе измѣнило —
Трепещетъ самъ предъ грознымъ приговоромъ:
Безчестіемъ, оковами и ссылкой.
Теперь и наша доля такова,
Но, можетъ быть, смягчится гнѣвъ Его
Современемъ, и, нынѣшнею карой
Довольствуясь, дыханіемъ Своимъ
Онъ раздувать не станетъ адскій пламень;
Эфирное-же наше естество
Разсѣетъ смрадъ иль вся природа наша
Измѣнится настолько, что сносить
Палящій жаръ мы будемъ въ состояньѣ.
Нашъ страхъ пройдетъ, и просвѣтлѣетъ мракъ.
Притомъ въ своемъ теченьѣ непрерывномъ
Что могутъ дни грядушіе съ собою
Намъ принести: какія перемѣны
И новыя надежды — мы не знаемъ.
Нерадостна, конечно, участь наша,
Но все-жъ ея я не считаю худшей,
Покуда мы, по собственной винѣ,
Не навлечемъ гораздо большихъ золъ.
Такъ Веліалъ, прикрывшися личиной
Благоразумья, къ праздному покою,
Къ бездѣйствію — не къ миру призывалъ.
И вслѣдъ за нимъ заговорилъ Маммонъ:
— Гдѣ цѣль войны, когда-бы на войну
Рѣшились мы? Вернуть свои права?
Небеснаго Царя съ престола свергнуть?
Но это все возможно лишь тогда,
Когда-бы сталъ судьбы закономъ Случай,
Судьею-же въ великомъ спорѣ — Хаосъ.
Надежды нѣтъ на то и на другое.
Какое-же, не побѣдивъ Царя,
Мы въ Небесахъ занять могли-бы мѣсто?
Положимъ, Онъ помилуетъ мятежныхъ
И клятву съ насъ въ покорности возьметъ —
Что чувствовать мы будемъ, предстоя
Ему съ хвалой притворной на устахъ,
Межъ тѣмъ какъ Онъ, нашъ грозный Властелинъ,
Которому завидуемъ въ душѣ,
Онъ возсѣдать на царскомъ тронѣ будетъ,
Куда къ Нему несется благовонье
Амврозіи и ароматъ цвѣтовъ,
Которые мы сами раболѣпно
Къ ногамъ Его повергнемъ? Въ Небесахъ —
Вотъ наша цѣль и вся отрада наша.
Не тяжко-ли предъ Тѣмъ склоняться вѣчно
И прославлять Того, Кто ненавистенъ?
Не станемъ-же мы рабства добиваться
Блестящаго, хотя-бы даже въ Небѣ,
Но счастіе попробуемъ найти
Въ самихъ себѣ. Здѣсь будемъ на просторѣ
Свободно жить, отчета не давая,
Предпочитая легкому ярму
Невольниковъ — тяжелую свободу.
Тѣмъ большею покроемся мы славой,
Когда великихъ цѣлей мы достигнемъ
При помощи ничтожныхъ нашихъ средствъ
И силою терпѣнья и труда
Изъ бездны золъ извлечь сумѣемъ благо.
Страшиться-ль намъ царящаго здѣсь мрака?
Но свой престолъ Державный Властелинъ
Величьемъ тьмы порою окружаетъ,
И громъ гремитъ изъ черныхъ тучъ, и Небо
Становится тогда подобнымъ Аду!
Мы свѣтъ Его воспроизвесть вольны,
Какъ нашу тьму воспроизводитъ Онъ.
Немало здѣсь скрывается сокровищъ:
И золота, и камней самоцвѣтныхъ;
Искусства-же достаточно у насъ,
Чтобъ имъ придать тотъ блескъ и совершенство,
Какіе существують въ Небесахъ.
Современемъ мученья наши станутъ
Для насъ родной стихіей, это пламя
Не будетъ жечь, и притупится боль.
Повѣрьте мнѣ все призываетъ къ миру
И прочному порядку. Поразмыслимъ
Мы о себѣ и о жилищѣ нашемъ
И, въ бѣдствіи ища успокоенья,
Откажемся отъ мысли о войнѣ
И мщеніи. Вотъ мнѣніе мое!
Окончилъ онъ, — и вмигъ пронесся ропотъ
Въ собраніи, подобный гулу вѣтра,
Что волновалъ въ теченьѣ ночи море
И моряковъ усталыхъ убаюкалъ
Лишь на зарѣ, когда въ скалистой бухтѣ
Нашелъ себѣ убѣжище корабль.
Таковъ былъ шумъ и гулъ рукоплесканій,
Когда Маммонъ окончилъ рѣчь о мирѣ.
Для всѣхъ война казалась хуже Ада —
Такъ былъ великъ ихъ ужасъ передъ громомъ
И Михаила пламеннымъ мечомъ.
У всѣхъ теперь одно желанье было:
Современемъ здѣсь царство основать,
Которое могло-бъ сравнятъся съ Небомъ.
Тутъ поднялся съ величественнымъ видомъ
Духъ Вельзевулъ — сподвижникъ Сатаны.
Могучему столпу онъ былъ подобенъ,
Что выдержитъ всю тяжесть государства.
И на челѣ его запечатлѣлись
Возвышенныя думы и заботы
Охватит нас и, разметав по скалам,
Нас пригвоздит на жертву буйным вихрям
Иль свергнет нас, цепями отягченных,
В клокочущий и страшный океан,
Где, отдыха, пощады и спасенья
Не ведая, осуждены томиться
Мы без конца в течение веков?
Итак, войну — будь явною она
Иль тайною — вполне я отвергаю.
Ни хитростью, ни силой победить
Не можем мы и обмануть Того,
Кто видит все. Над нами Он смеется
С высот Своих, настолько всемогущ,
Чтоб победит в бою открытом нас,
Настолько мудр; чтоб замыслы расстроить.
Но неужель — Небес великих чада —
Унижены и попраны во прах,
Обречены оковам и страданью
Мы на-всегда? Увы, и это лучше,
Чем худшее. Судьба неотвратима;
Смиримся же пред волею Того,
Кто победил. В страданьях и борьбе
Пред Ним всегда бессильными мы будем,
И справедлив божественный закон,
Который так устроил. Надо было
Подумать нам об этом прежде, чем
Вступить в борьбу с таким Врагом великим.
Смешон мне тот, кто храбростью кичится,
Но раз ему оружье изменило —
Трепещет сам пред грозным приговором:
Бесчестием, оковами и ссылкой.
Теперь и наша доля такова,
Но, может быть, смягчится гнев Его
Со временем, и, нынешнею карой
Довольствуясь, дыханием Своим
Он раздувать не станет адский пламень;
Эфирное же наше естество
Рассеет смрад иль вся природа наша
Изменится настолько, что сносить
Палящий жар мы будем в состоянье.
Наш страх пройдет, и просветлеет мрак.
Притом в своем теченье непрерывном
Что могут дни грядушие с собою
Нам принести: какие перемены
И новые надежды — мы не знаем.
Нерадостна, конечно, участь наша,
Но все ж её я не считаю худшей,
Покуда мы, по собственной вине,
Не навлечем гораздо больших зол.
Так Велиал, прикрывшися личиной
Благоразумья, к праздному покою,
К бездействию — не к миру призывал.
И вслед за ним заговорил Маммон:
— Где цель войны, когда бы на войну
Решились мы? Вернуть свои права?
Небесного Царя с престола свергнуть?
Но это все возможно лишь тогда,
Когда бы стал судьбы законом Случай,
Судьею же в великом споре — Хаос.
Надежды нет на то и на другое.
Какое же, не победив Царя,
Мы в Небесах занять могли бы место?
Положим, Он помилует мятежных
И клятву с нас в покорности возьмет —
Что чувствовать мы будем, предстоя
Ему с хвалой притворной на устах,
Меж тем как Он, наш грозный Властелин,
Которому завидуем в душе,
Он восседать на царском троне будет,
Куда к Нему несется благовонье
Амврозии и аромат цветов,
Которые мы сами раболепно
К ногам Его повергнем? В Небесах —
Вот наша цель и вся отрада наша.
Не тяжко ли пред Тем склоняться вечно
И прославлять Того, Кто ненавистен?
Не станем же мы рабства добиваться
Блестящего, хотя бы даже в Небе,
Но счастье попробуем найти
В самих себе. Здесь будем на просторе
Свободно жить, отчета не давая,
Предпочитая легкому ярму
Невольников — тяжелую свободу.
Тем большею покроемся мы славой,
Когда великих целей мы достигнем
При помощи ничтожных наших средств
И силою терпенья и труда
Из бездны зол извлечь сумеем благо.
Страшиться ль нам царящего здесь мрака?
Но свой престол Державный Властелин
Величьем тьмы порою окружает,
И гром гремит из черных туч, и Небо
Становится тогда подобным Аду!
Мы свет Его воспроизвесть вольны,
Как нашу тьму воспроизводит Он.
Немало здесь скрывается сокровищ:
И золота, и камней самоцветных;
Искусства же достаточно у нас,
Чтоб им придать тот блеск и совершенство,
Какие существуют в Небесах.
Со временем мученья наши станут
Для нас родной стихией, это пламя
Не будет жечь, и притупится боль.
Поверьте мне все призывает к миру
И прочному порядку. Поразмыслим
Мы о себе и о жилище нашем
И, в бедствии ища успокоенья,
Откажемся от мысли о войне
И мщении. Вот мнение мое!
Окончил он, — и вмиг пронесся ропот
В собрании, подобный гулу ветра,
Что волновал в теченье ночи море
И моряков усталых убаюкал
Лишь на заре, когда в скалистой бухте
Нашел себе убежище корабль.
Таков был шум и гул рукоплесканий,
Когда Маммон окончил речь о мире.
Для всех война казалась хуже Ада —
Так был велик их ужас перед громом
И Михаила пламенным мечом.
У всех теперь одно желанье было:
Со временем здесь царство основать,
Которое могло б сравняться с Небом.
Тут поднялся с величественным видом
Дух Вельзевул — сподвижник Сатаны.
Могучему столпу он был подобен,
Что выдержит всю тяжесть государства.
И на челе его запечатлелись
Возвышенные думы и заботы
