Я сдѣлался изъ змѣя человѣкомъ,
Вы изъ людей должны богами стать.
Да, естество тѣлесное свое
Вы свергнете, быть можетъ, и умрете,
Но для того, чтобъ въ образѣ боговъ
Воскреснуть вамъ, изъ праха возрожденнымъ.
Такая смерть желанною была-бы.
Божественную пищу раздѣливъ,
Сравняется съ богами человѣкъ;
Они царятъ лишь въ силу первородства,
Внушая мысль, что ими создана
Вселенная. Я сомнѣваюсь въ этомъ:
Въ бездѣйствіи находятся они,
Межъ тѣмъ, земля творитъ, не уставая.
И, если все — творенье ихъ, — познанье
Добра и Зла, кто въ дерево вложилъ?
И отчего, плодовъ его отвѣдавъ,
Становится безъ дозволенья ихъ
Мудрѣе тотъ, кто знанія искалъ?
Чѣмъ Господу познанье не угодно?
И, если все зависитъ отъ Него —
Что дерево повѣдать можетъ вамъ
Противнаго Его высокой воли?
Не зависть-ли причиною запрета?
Но зависти возможно-ль обитать
Въ сердцахъ боговъ? Доказываетъ все,
Насколько вамъ вкусить необходимо
Прекраснаго плода. Итакъ, сорви,
Вкушай его, богиня, безъ боязни!
Окончилъ онъ. Коварныя слова
Отравою проникли въ сердце Евы,
И пристально глядитъ она на плодъ;
Ей слышатся рѣчей умолкшихъ звуки
И мнится ей: глубокимъ убѣжденьемъ
И разумомъ исполнены они.
Приблизился, межъ тѣмъ, полдневный часъ,
А вмѣстѣ съ нимъ проснулся въ ней и голодъ,
И ароматъ чудеснаго плода Его еще сильнѣе обостряетъ.
Противиться она не въ силахъ дольше;
Однако-же, въ послѣднее мгновенье
Ее беретъ раздумье, и она,
Остановясь, такъ говоритъ себѣ:
— Чудеснѣйшій среди плодовъ земныхъ!
Великою ты силой одаренъ
И можно-ли тебѣ не удивляться!
Даруешь ты нѣмому языку
Чарующую силу краснорѣчья,
И даже Тотъ, Кто наложилъ запретъ
Вкушать тебя, не скрылъ, какою силой
Ты одаренъ, назвавъ тебя плодомъ
Познанія Добра и Зла. Но цѣну
Твою запретъ лишь только возвышаетъ.
Вѣдь, знаніе есть благо; почему-же
Нельзя и намъ воспользоваться благомъ
И мудрости достигнуть чрезъ него?
Но, если смерть на насъ наложитъ цѣпи,
Къ чему тогда свободный разумъ намъ?
Вкусивъ плода, подвергнемся мы смерти, —
Таковъ Творца суровый приговоръ.
Однако, змѣй, отвѣдавшій его
Не только живъ, но мыслитъ. Неужели
Придумана для насъ угроза смерти,
И намъ однимъ воспрещено познанье,
Которое дозволено животнымъ?
И этотъ змѣй, его вкусившій первымъ,
Довѣрчиво спѣшитъ дѣлиться съ нами
Доставшимся ему на долю благомъ.
Онъ — другъ людей, не знающій обмана
И хитрости. Чего-жъ я опасаюсь
Въ невѣдѣньѣ моемъ? Творца иль смерти
Страшуся я, закона или кары?
Здѣсь я найду рѣшенье всѣхъ сомнѣній.
Небесный плодъ, и зрѣніе, и вкусъ
Плѣняющій, даетъ собою мудрость.
И что-же мнѣ мѣшаетъ, наконецъ,
Вкусить его и съ голодомъ тѣлеснымъ
И мой духовный голодъ утолить?
Промолвивъ такъ, рукою безразсудной
Въ недобрый часъ она срываетъ плодъ
И отъ него вкушаетъ. Содрогнулась
Какъ-будто-бы отъ боли мать-Земля;
Потрясена до самыхъ основаній,
Глубокій вздохъ Природа испустила.
Виновный змѣй поспѣшно скрылся въ чащѣ,
Но, ничего вокругъ себя не видя,
Вся наслажденью Ева предалась.
Казалось ей, что время недалеко,
Когда она въ богиню превратится,
И съ жадностью она вкушаетъ плодъ,
Не вѣдая, что смерть она вкушаетъ.
Насытившись, упоена восторгомъ
И торжествомъ воскликнула она:
— Хвала тебѣ, деревьевъ райскихъ цвѣтъ!
Ты силою своей благословенной
Даруешь намъ божественную мудрость,
Какъ долго ты въ презрѣньѣ обрѣтался!
Отнынѣ-же, питаема тобою,
Я въ мудрости созрѣю и сравнюсь
Съ богами я, которымъ все открыто.
Поступокъ мой останется-ли тайной?
Вѣдь, небеса отъ насъ удалены,
И съ высоты Законодатель міра,
Заботами иными поглощенный,
Увидитъ-ли, что происходитъ здѣсь?
Но какъ теперь явиться мнѣ къ Адаму?
Открыться-ли ему и раздѣлить
Блаженство съ нимъ, иль лучше нераздѣльно
Владѣть одной сокровищемъ познанья?
Еще сильнѣй меня полюбитъ онъ,
Когда ему я сдѣлаюся равной,
А, можетъ быть, — и высшею.
Но, если Господь узналъ и смерть меня постигнетъ?
Тогда Адамъ найдетъ жену другую,
А вмѣстѣ съ ней и счастіе найдетъ.
Такая мысль ужаснѣе, чѣмъ смерть!
Со мной Адамъ все долженъ раздѣлить —
И счастіе, и горе. Съ нимъ готова
Я встрѣтить смерть, и не считаю жизнью
Жизнь безъ него!
И съ этими словами
Спѣшитъ она къ Адаму, преклонясь
Предъ деревомъ, познаніе дающимъ.
Межъ тѣмъ, Адамъ, подругу ожидая,
Для косъ ея вѣнокъ душистый сплелъ,
Но сердце въ немъ предчувствіемъ томилось
Мучительнымъ. Онъ вышелъ ей навстрѣчу
И на пути, близъ дерева познанья,
Я сделался из змея человеком,
Вы из людей должны богами стать.
Да, естество телесное свое
Вы свергнете, быть может, и умрете,
Но для того, чтоб в образе богов
Воскреснуть вам, из праха возрожденным.
Такая смерть желанною была бы.
Божественную пищу разделив,
Сравняется с богами человек;
Они царят лишь в силу первородства,
Внушая мысль, что ими создана
Вселенная. Я сомневаюсь в этом:
В бездействии находятся они,
Меж тем, земля творит, не уставая.
И, если все — творенье их, — познанье
Добра и Зла, кто в дерево вложил?
И отчего, плодов его отведав,
Становится без дозволенья их
Мудрее тот, кто знания искал?
Чем Господу познанье не угодно?
И, если все зависит от Него —
Что дерево поведать может вам
Противного Его высокой воли?
Не зависть ли причиною запрета?
Но зависти возможно ль обитать
В сердцах богов? Доказывает все,
Насколько вам вкусить необходимо
Прекрасного плода. Итак, сорви,
Вкушай его, богиня, без боязни!
Окончил он. Коварные слова
Отравою проникли в сердце Евы,
И пристально глядит она на плод;
Ей слышатся речей умолкших звуки
И мнится ей: глубоким убежденьем
И разумом исполнены они.
Приблизился, меж тем, полдневный час,
А вместе с ним проснулся в ней и голод,
И аромат чудесного плода Его еще сильнее обостряет.
Противиться она не в силах дольше;
Однако же, в последнее мгновенье
Ее берет раздумье, и она,
Остановясь, так говорит себе:
— Чудеснейший среди плодов земных!
Великою ты силой одарен
И можно ли тебе не удивляться!
Даруешь ты немому языку
Чарующую силу красноречья,
И даже Тот, Кто наложил запрет
Вкушать тебя, не скрыл, какою силой
Ты одарен, назвав тебя плодом
Познания Добра и Зла. Но цену
Твою запрет лишь только возвышает.
Ведь, знание есть благо; почему же
Нельзя и нам воспользоваться благом
И мудрости достигнуть чрез него?
Но, если смерть на нас наложит цепи,
К чему тогда свободный разум нам?
Вкусив плода, подвергнемся мы смерти, —
Таков Творца суровый приговор.
Однако, змей, отведавший его
Не только жив, но мыслит. Неужели
Придумана для нас угроза смерти,
И нам одним воспрещено познанье,
Которое дозволено животным?
И этот змей, его вкусивший первым,
Доверчиво спешит делиться с нами
Доставшимся ему на долю благом.
Он — друг людей, не знающий обмана
И хитрости. Чего ж я опасаюсь
В неведенье моем? Творца иль смерти
Страшуся я, закона или кары?
Здесь я найду решенье всех сомнений.
Небесный плод, и зрение, и вкус
Пленяющий, дает собою мудрость.
И что же мне мешает, наконец,
Вкусить его и с голодом телесным
И мой духовный голод утолить?
Промолвив так, рукою безрассудной
В недобрый час она срывает плод
И от него вкушает. Содрогнулась
Как будто бы от боли мать-Земля;
Потрясена до самых оснований,
Глубокий вздох Природа испустила.
Виновный змей поспешно скрылся в чаще,
Но, ничего вокруг себя не видя,
Вся наслажденью Ева предалась.
Казалось ей, что время недалеко,
Когда она в богиню превратится,
И с жадностью она вкушает плод,
Не ведая, что смерть она вкушает.
Насытившись, упоена восторгом
И торжеством воскликнула она:
— Хвала тебе, деревьев райских цвет!
Ты силою своей благословенной
Даруешь нам божественную мудрость,
Как долго ты в презренье обретался!
Отныне же, питаема тобою,
Я в мудрости созрею и сравнюсь
С богами я, которым все открыто.
Поступок мой останется ли тайной?
Ведь, небеса от нас удалены,
И с высоты Законодатель мира,
Заботами иными поглощенный,
Увидит ли, что происходит здесь?
Но как теперь явиться мне к Адаму?
Открыться ли ему и разделить
Блаженство с ним, иль лучше нераздельно
Владеть одной сокровищем познанья?
Еще сильней меня полюбит он,
Когда ему я сделаюся равной,
А, может быть, — и высшею.
Но, если Господь узнал и смерть меня постигнет?
Тогда Адам найдет жену другую,
А вместе с ней и счастье найдет.
Такая мысль ужаснее, чем смерть!
Со мной Адам все должен разделить —
И счастье, и горе. С ним готова
Я встретить смерть, и не считаю жизнью
Жизнь без него!
И с этими словами
Спешит она к Адаму, преклонясь
Пред деревом, познание дающим.
Меж тем, Адам, подругу ожидая,
Для кос её венок душистый сплел,
Но сердце в нём предчувствием томилось
Мучительным. Он вышел ей навстречу
И на пути, близ дерева познанья,
