Въ сіяющемъ изысканномъ вертепѣ
Подъ музыку, манившую канканъ,
Я задремалъ, склонившись на диванъ,
И явственно себя увидѣлъ въ склепѣ.
До потолка стоялъ сырой туманъ,
Въ окно неслось благоуханье степи.
Я встать хотѣлъ — мѣшала боль отъ ранъ,
И на ногахъ задребезжали цѣпи.
И что-то вдругъ такъ ясно стало мнѣ,
Что горько я заплакалъ въ полуснѣ,
Что плакалъ я, смущенно просыпаясь.
Опять звучитъ веселая рояль,
Мой странный сонъ блѣднѣетъ, расплываясь,
Но мнѣ еще — кого-то — смутно — жаль…
В сияющем изысканном вертепе
Под музыку, манившую канкан,
Я задремал, склонившись на диван,
И явственно себя увидел в склепе.
До потолка стоял сырой туман,
В окно неслось благоуханье степи.
Я встать хотел — мешала боль от ран,
И на ногах задребезжали цепи.
И что-то вдруг так ясно стало мне,
Что горько я заплакал в полусне,
Что плакал я, смущенно просыпаясь.
Опять звучит веселая рояль,
Мой странный сон бледнеет, расплываясь,
Но мне еще — кого-то — смутно — жаль…