Но заплативши дорого, ушли мы все-таки полуголодными и, отъ нечего дѣлать, отправились гулять по главной улицѣ, къ конаку. Какъ разъ противъ самаго конака, надъ входомъ въ какой-то каменный домъ грязно-желтаго цвѣта, одинъ изъ насъ случайно прочелъ русскую вывѣску, на которой было написано: «С.-Петербургскій трактиръ». Это показалось и курьезно, и заманчиво. Рѣшили общимъ голосомъ — зайдти и посмотрѣть, что̀ за трактиръ, такой? неужели и въ самомъ дѣлѣ русскій? Не грекъ ли какой изъ Таганрога или Балаклавы, ради прихода нашихъ войскъ, вздумалъ щегольнуть передъ ними русскою вывѣской — авось-либо поддадутся на эту удочку?
Подымаемся во второй этажъ, и вдругъ — о, удивленіе! — съ верхней площадки на встрѣчу намъ раздается голосъ:
— Добро пожаловать, господа офицеры!… Милости просимъ!… Очинно ради гостямъ дорогимъ!.. Пожалуйте!
Глянули мы вверхъ — и просто глазамъ не вѣримъ. Соотечественница! — Самая настоящая, несомнѣнная соотечественница стоитъ, перегнувшись черезъ деревянныя перила, и осклабляется широкою русскою улыбкой. Широкія румяныя щеки, свѣтлорусые волосы, сѣрые глаза, носъ уточкой — однимъ словомъ, все какъ слѣдъ, т. е. самое заурядное, но не лишенное миловидности, лицо простой русской женщины изъ какихъ нибудь пригородныхъ мѣщанокъ.
— Вы здѣсь какими судьбами?! чуть не всѣ разомъ, невольно воскликнули мы въ одинъ голосъ.
— А мы, значитъ, ту̀тошные… хозяева будемъ… Пожалуйте въ горницу-съ!
— Вы это какъ же? съ какимъ нибудь отрядомъ, что ли, пришли сюда? спросили мы, предполагая въ нашей хозяйкѣ жену какого нибудь маркитанта.
— Нѣ-ѣтъ-съ… Мы не съ отрядомъ; мы тутошные, говорю вамъ… адринапольскіе, трахтиръ содержимъ.
— И давно вы здѣсь?
— Да вотъ, ужь одиннадцатый годъ пошелъ.
— И ничего? живете?
— Живемъ… Богъ грѣхамъ терпитъ… Грѣхъ пожаловаться.
— И турки не обижали?
