мѣшки съ просыпанною кукурузою, пшеннцею и фасолью; но нигдѣ не замѣчалось ни малѣйшихъ слѣдовъ костра: мѣстность эта безлѣсна, безкустарна, и потому бѣглецамъ неоткуда было достать топлива. На бивуачныхъ мѣстахъ человѣческія тѣла попадались цѣлыми группами, и рядомъ съ ними валялось множество дохлаго или околѣвающаго скота. Иные волы были еще живы, но не могли подняться, потому что у нихъ отморожены ноги; другіе бродили еще кое-какъ по полю, тщетно отыскивая себѣ подъ снѣгомъ какого нибудь корма; нѣкоторые буйволы теребили рогожи, цыновки и пережовывали лознякъ, изъ котораго здѣсь плетутся каруццы. Утро было очень морозное. Вѣтеръ, дующій намъ въ тылъ, сметалъ съ дороги сухой снѣгъ и гналъ его по землѣ, обнажая обледенѣлыя поля и полотно шоссе, по которому, благодаря гололедицѣ, почти не было возможности ѣхать. Лошади, скользя и оступаясь, съ величайшимъ трудомъ тащились шагъ за шагомъ. Пальцы рукъ и ногъ коченѣли и ныли отъ холода…
Около одного изъ телеграфныхъ столбовъ вдругъ приподнялась фигура, закутанная съ головою въ бѣлое одѣяло, и стала дѣлать проходившимъ казакамъ какіе-то знаки. Я подъѣхалъ къ ней въ числѣ прочихъ. Это была не старая еще женщина-турчанка, съ лицомъ, выражавшимъ мольбу и отчаяніе. На колѣняхъ ея лежалъ замерзшій ребенокъ. Она указывала на свои босыя ноги, почернѣлыя ступни которыхъ были отморожены, указывала на мертваго ребенка и на берданки нашихъ казаковъ, а потомъ тыкала пальцеыъ въ свою грудь и, бормоча что-то невнятнымъ голосомъ, повторяла послѣдовательно всѣ эти знаки. Что́ она хотѣла ими выразить, — была ли то просьба, чтобы ее не убивали, потому что она и безъ того умретъ, какъ ея ребенокъ, да и уйдти ей некуда съ отмороженными ногами, или же, напротивъ того, просила чтобы «моско́въ» всадилъ ей пулю въ грудь и тѣмъ покончилъ бы поскорѣе всѣ ея мученія — ужь Богъ-вѣсть! Мы не могли добраться, чего ей въ сущности хочется, да и помощи тоже никакой не могли подать… Два-три казака бросили ей по одной галетѣ, но несчастная, по видимому, не обратила на это подаяніе никакого вниманія и все продолжала свои знаки. Можетъ быть, помѣшалась… Въ другомъ мѣстѣ умирала цѣлая семья: отецъ, мать и
