На разсвѣтѣ 9-го января, при выѣздѣ изъ Іени-Магале, мы, благодаря утреннему туману, все еще не вполнѣ отчетливо видѣли слѣды турецкихъ звѣрствъ; замѣтно было только, что въ переулкахъ и по задворкамъ валяется нѣсколько болгарскихъ труповъ; за то главная улица селенія представилась намъ въ видѣ проспекта, усѣяннаго застрѣленными свиньями, овцами, коровами, курицами и гусями — вообще всѣмъ, что составляло животное богатство деревенскаго болгарина. То же самое было и въ каждомъ послѣдующемъ селеніи и на протяженіи всего нашего пути до Адріанополя. Но истинные ужасы встрѣчались намъ не въ селеніяхъ, а на саной дорогѣ. Едва успѣли мы выѣхать изъ Іени-Магале, какъ первое, что́ намъ представилось на шоссе, былъ трупъ замерзшаго младенца, которому едва минуло нѣсколько мѣсяцевъ; онъ лежалъ голый и весь былъ какого-то сине-краснаго цвѣта. Нѣсколько шаговъ впередъ — и опять все трупы и трупы, взрослыхъ и дѣтей; послѣднихъ было въ особенности много, и иныя изъ нихъ лежали завернутыми въ какія-то лохмотья. Вообще, между тѣлами попадались преимущественно старики, женщины и дѣти, т. е. все, что́ было наиболѣе дряхлаго, слабаго и больнаго между турецкими бѣглецами, — все это покидалось на жертву морозу. На протяженіи всей дороги, словно оазисы смерти, встрѣчались слѣва и справа остатки ночлежныхъ бивуаковъ турецкаго населенія; здѣсь валялось всяческое тряпье, ковры, одѣяла, подушки, рваная одежда, утварь домашняя,
