пейской бойкости и привычекъ; но недостаточно еще пожуировать въ Парижѣ и пошататься по Европѣ, чтобы быть хорошимъ боевымъ генераломъ».
Объясняя неудачу своего прорыва, Османъ обвиняетъ въ ней самого себя. «Я оставилъ подъ городомъ — говорилъ онъ — 20,000 пѣхоты, приказавъ ей двинуться съ мѣста не ранѣе какъ черезъ два часа послѣ начала боя. Если бы въ моемъ приказѣ я сократилъ это время на одинъ часъ, то эти двадцать тысячъ успѣли бы подойдти ко мнѣ на помощь, и тогда, съ Божьимъ произволеніемъ, весьма вѣроятно, что я и прорвался бы. Генералъ Ганецкій, если не ошибаюсь, предполагалъ, что я буду напирать на софійское шоссе, а я кинулся бы на Виддинъ, и не обочтись я съ резервами на одинъ лишь часъ, дѣло, быть можетъ, не разыгралось бы для меня столь печально».
Въ тотъ же день посѣтилъ Османа-пашу и М. Д. Скобелевъ. Разговоръ коснулся жестокостей, совершонныхъ съ нашими ранеными на Шипкѣ и въ Телишѣ. Османъ выразилъ крайнее свое прискорбіе по поводу этихъ фактовъ. «Что́ до меня, сказалъ онъ, то ни вы, генералъ, ни кто-либо другой не можете упрекнуть меня или моихъ солдатъ въ подобныхъ безобразіяхъ (?). Я знаю, что наши баши-бузуки весьма способны на такіе поступки, а потому во избѣжаніе всякой прискорбной случайности распорядился съ ними по-сво́ему: наиболѣе буйныхъ и недисциплинированныхъ просто выгналъ вонъ изъ Плевны, потому что они были бы самому мнѣ болѣе въ тягость, чѣмъ въ помощь, да и лишніе рты къ тому же; а остальныхъ я размѣстилъ по частямъ въ регулярные батальоны и заставилъ ихъ такимъ образомъ сражаться въ траншеяхъ. За мародерство въ Плевнѣ я самъ приказалъ пятерыхъ изъ нихъ повѣсить — и повѣсили. Съ тѣхъ поръ мародерства не было. Вы можете упрекнуть меня развѣ въ томъ, что я приказалъ стрѣлкамъ препятствовать уборкѣ вашихъ убитыхъ и тяжело раненыхъ. Но что̀ же дѣлать: они лежали такъ близко къ нашимъ укрѣпленіямъ, что допусти я уборку ихъ, для противника было бы большимъ соблазномъ высмотрѣть въ это время многія слабыя стороны моихъ укрѣпленій и съ успѣхомъ воспользоваться тѣмъ при слѣдующей атакѣ. Впрочемъ, отъ зараженнаго этими трупами воздуха терпѣли
