дами, какъ бы изучая одинъ другаго. Напряженное молчаніе становилось наконецъ тягостнымъ. Турецкіе паши хотя и слышали послѣднее приглашеніе генерала Ганецкаго, но никто изъ нихъ не тронулся отдать войскамъ приказаніе о сдачѣ оружія: видимо, никто не рѣшался произнести послѣднее роковое слово.
— Ваше превосходительство, — взглянувъ на карманные часы, обратился Струковъ къ генералу Ганецкому, — уже пятый часъ, будетъ поздно… Не благоволите ли подтвердить ваше приказаніе?
Тогда генералъ Ганецкій поручилъ ему повторить черезъ драгомана свое требованіе.
Османъ тяжело поднялъ руку и обратясь взглядомъ къ Адиль-пашѣ, повелительно махнулъ ему въ направленіи двери.
Адиль-паша почтительно и скорбно поклонился, сложивъ на груди ладони, и въ сопровожденіи генерала Струкова вышелъ изъ караулки для отдачи тягостнаго приказанія.
Затѣмъ Османъ, какъ-то встрепенувшись внутренно, быстрымъ движеніемъ снялъ съ себя саблю, раздумчиво поглядѣлъ на нее, какъ бы прощаясь, тихо вздохнулъ и молча подалъ завѣтное оружіе генералу Ганецкому.
Между тѣмъ Адиль-паша, взобравшись на пригорокъ, будто мулла съ высоты минарета, закричалъ что-то войскамъ и замахалъ руками, показывая жестомъ, чтобы люди снимали съ себя и клали на землю свое оружіе. Тутъ наступила крайне критическая минута нѣмаго протеста и сопротивленія. Толпы непріятельскихъ солдатъ стояли, словно бы на нихъ столбнякъ вдругъ нашелъ. Они ясно слышали крики настойчиваго приказанія сѣдобородаго, почтеннаго Адиля, но никто изъ нихъ и не подумалъ слагать оружіе. Потребовалось энергическое вмѣшательство офицеровъ, изъ которыхъ ближайшіе къ караулкѣ первыми побросали въ общую кучу свои сабли и револьверы и затѣмъ направились къ своимъ таборамъ понукать къ тому же аскеровъ. Съ явною неохотой и медлительными, лѣнивыми шагами стали наконецъ отовсюду сходиться къ шоссе солдаты и сваливать въ безпорядочныя кучи свои прекрасныя скорострѣлки, и въ этомъ рѣзкомъ звукѣ, съ которымъ стукались о камни падающія ружья, явно сказывалась глубокая досада, съ какою эти оборванные, истощенные дол-
