Струковъ далъ шпоры и поскакалъ въ гору по шоссе, около котораго валялись мертвые и раненые турки. Массы пока еще вооруженныхъ турецкихъ солдатъ въ нѣмомъ и непріязненномъ молчаніи стояли на мосту, на дорогѣ, на брустверахъ батарей и на горныхъ склонахъ.
Пробравшись сквозь тѣсныя толпы турецкихъ солдатъ и объѣхавъ нѣсколько группъ убитыхъ и раненыхъ, генералъ Струковъ приблизился къ шоссейной караулкѣ, около которой скучилась масса непріятельскихъ фронтовыхъ офицеровъ и нѣсколько пашей, беевъ, докторовъ съ повязкою «Краснаго Полумѣсяца» и личныхъ адъютантовъ Османа. Домикъ этотъ представляетъ изъ себя обыкновениую бѣлую мазанку подъ черепичною кровлей, прислоненную задомъ къ горному склону и укрытую спереди брустверомъ мостоваго укрѣпленія, которое извнутри было изрыто, словно ямами, безпорядочно-расположенными землянками. Бросивъ поводья вѣстовому казаку, Струковъ вошелъ въ сѣни караулки. Направо дверь, налѣво дверь, и прямо впереди тоже дверь, ведущая въ коровникъ, наполненный ранеными. Правая комната биткомъ набита была турецкими офицерами и наполнена облаками табачнаго дыма; на полу валялось нѣсколысо мѣдныхъ, измятыхъ подъ ногами музыкальныхъ трубъ, разсыпанные патроны, разорванные патронташи, исковерканное оружіе. Толпа эта глухо и серьезно разговаривала между собою.
— Гдѣ здѣсь Османъ-паша? — спросилъ по французски Струковъ.
Одинъ изъ ближайшихъ къ выходу офицеровъ, окинувъ его апатически равнодушнымъ взглядомъ, молча кивнулъ головою на лѣвую дверь. Струковъ отворилъ ее и переступилъ порогъ.
Въ убогой, тѣсной горенкѣ, давно уже прокоптѣлой отъ дыма большаго очага, помѣщавшагося направо отъ входа, и едва освѣщаемой двумя маленькими оконцами, откинувшись нѣсколько назадъ, къ стѣнѣ, сидѣлъ Османъ на вбитой въ землю деревянной скамейкѣ. Нравственное и физическое утомленіе сказывалось во всей фигурѣ и отчасти въ лицѣ турецкаго главнокомандующаго. Впрочемъ, лицо его было хотя и блѣдно, но спокойно. Раненая лѣвая нога Османа, освобожденная отъ сапога, лежала на пустой жестяной ко-
