То, что́ могло быть дѣломъ недоразумѣнія, казалось имъ умышленнымъ коварствомъ. И не мудрено, такъ какъ турки позволили себѣ на Шипкѣ злоупотребить бѣлымъ флагомъ, а это хорошо извѣстно каждому русскому солдату.
Ожиданія генерала Гурко вполнѣ оправдались: дѣйствительно, послѣдовалъ цѣлый рядъ отдѣльныхъ, совершенно разобщенныхъ между собою атакъ, которыя были отбиваемы жесточайшимъ огнемъ противника. Ни одной части не удалось вскарабкаться на брустверъ, за исключеніемъ горсти павловцевъ, еще раньше засѣвшихъ во рву укрѣпленія; остальныя войска, продвинувшись впередъ, опять кое-какъ залегли за разными мѣстными закрытіями, причемъ нѣкоторыя приблизились даже на сорокъ шаговъ къ редуту. Одинъ лишь Финляндскій полкъ, встрѣтившій совершенно открытое мѣсто, вынужденъ былъ вернуться назадъ, въ мертвое пространство лощины, потерявъ во время этой атаки своего командира, генералъ-маіора Лаврова, который былъ смертельно раненъ.
Такимъ образомъ, къ четыремъ часамъ дня выяснилась неудача всѣхъ отдѣльныхъ попытокъ. Пришлось прекратить и артиллерійскій огонь, потому что снаряды, направляемые съ трехъ сторонъ на редутъ, при относительно близкомъ расположеніи батарей, иногда давали перелетъ и били своихъ болѣе, чѣмъ турокъ.
Генералъ Гурко послалъ ординарца просить къ себѣ графа Шувалова. Надо было рѣшить, что теперь дѣлать? Пытаться ли на новый штурмъ, или отвести войска, чтобы продолжать артиллерійское обстрѣливаніе редута? Но засвѣтло выводить людей изъ ихъ настоящаго расположенія было невозможно: это значило бы подвергнуть ихъ опять громаднымъ и совершенно напраснымъ потерямъ, да и самый фактъ отступленія дурно повліялъ бы на духъ частей. Оставалосъ — во всякомъ случаѣ, дождаться на мѣстѣ, пока стемнѣетъ, а потомъ, смотря по обстоятельствамъ, одно изъ двухъ: либо отступить, либо рискнуть еще разъ. Генералъ Гурко склопялся въ пользу этой послѣдней попытки.
Къ исходу пятаго часа вокругъ Горняго Дубняка наступило полное затишье. Ни мы не стрѣляли, ни турки. Вскорѣ
