Надо сказать, что съ того времени, какъ генералъ Тотлебенъ взялъ на себя руководство осадою Плевны, мы каждое утро, ровно въ пять часовъ, посылаемъ туркамъ привѣтствіе сосредоточеннымъ залпомъ изъ девяноста осадныхъ и дальнобойныхъ орудій, выбирая для этого каждый разъ какой нибудь изъ редутовъ, но всегда такъ, что турки никакъ не могутъ разсчитывать заранѣе куда именно будемъ мы въ такой-то день направлять наши залпы. Точно такое же привѣтствіе прощальное посылается имъ и вечеромъ, между пятью и шестью часами, послѣ чего до пяти часовъ утра слѣдующаго дня съ батарей раздаются лишь одиночные и довольно рѣдкіе выстрѣлы, съ цѣлью мѣшать противнику исправлять поврежденія въ его редутахъ.
Великій Князь, сидя на брустверѣ, дожидался «прощальнаго» залпа, который, какъ говорили, долженъ былъ раздаться черезъ двѣ минуты. На протяженіи всей нашей позиціи въ эти приготовительныя мгновенія царствовала мертвая тишина. Замолкли даже звуки рожковъ и барабановъ, подъ музыку которыхъ гдѣ-то позади дѣлалось какой-то части «ученье». Впереди все болѣе и болѣе тускнѣла противолежащая возвышенность, принимая синевато-сѣрый колоритъ и все рѣзче выдѣляясь своими темными очерками на фонѣ яснаго неба, окрашеннаго пурпуромъ заката. Видѣнъ былъ на ней и редутъ, и ложементы; но все это какъ-то стушевывалось и на первый взглядъ вовсе не напоминало собою чего либо воинственнаго, смертоноснаго; напротивъ, грозная возвышенность казалась совершенно мирнымъ холмомъ и какъ нельзя болѣе гармонировала съ этимъ тихимъ вечеромъ и яснымъ закатомъ. И вотъ, вправо отъ насъ, съ ближайшей батареи разомъ сверкнуло нѣсколько молній, разомъ выкатилось кверху нѣсколько громадныхъ клубовъ лиловатаго дыма — и черезъ двѣ-три секунды вдругъ раздался потрясающій грохотъ. Въ то же мгновеніе подобный грохотъ повторился впереди насъ на новой нашей центральной батареѣ, затѣмъ лѣвѣе ея на слѣдующей, а тамъ еще лѣвѣе, и вотъ вся наша линія отъ праваго до лѣваго фланга, на полукружномъ протяженіи нѣсколькихъ десятковъ верстъ, загремѣла на одно мгновеніе такъ, что земля задрожала и словно бы глухой стонъ дала. Весь воздухъ наполнился роковымъ, зловѣщимъ
