общему мнѣнію) способно поселить въ этихъ людяхъ глухое чувство недовольства. Я уже не говорю про офицеровъ, которые тоже терпятъ не мало лишеній, особенно же изъ числа семейныхъ людей, вынужденныхъ столько времени жить, по большей части весьма скудно, на два дома. Прибавьте къ этому и нравственное чувство нашей военной интеллигенціи и молодежи, которыя, при весьма высокомъ подъемѣ патріотическаго чувства, смотрятъ на демобилизацію (если таковая произойдетъ), какъ на фактъ постыднаго отступленія Россіи отъ ея историческаго призванія, какъ на признакъ ея государственной немощи.
Таковы-то господствующія здѣсь мнѣнія. Недовольство современнымъ положеніемъ дѣйствительно существуетъ, и даже весьма не малое. Болѣе всего кажутся невыносимыми эти безпрестанныя колебанія политическаго барометра. Повѣрите ли, иногда по два, по три раза на одинъ день приходится людямъ мѣнять свое внутреннее настроеніе: то вдругъ пронесутся слухи о какихъ-нибудь распоряженіяхъ воинственнаго свойства—и все мгновенно оживаетъ, наполняется надеждою испить водицы дунайской, лица проясняются, группы офицеровъ покрываютъ городской бульваръ, ведутъ оживленные разговоры, чуть не поздравляютъ другъ друга съ походомъ; то вдругъ какая-нибудь газета или частное извѣстіе изъ Петербурга принесетъ слухъ миротворительнаго свойства, на подкладкѣ тѣхъ или другихъ дипломатическихъ уступокъ съ нашей стороны,—и вотъ, лица мгновенно вытягиваются, опять наступаетъ уныніе и глухой, озлобленный ропотъ. Но не думайте, чтобы наша армія была заражена духомъ задорнаго шовинизма, подобно французамъ предъ войною 1870 года, — нѣтъ, этого вы у насъ не встрѣтите! Тутъ, въ офицерской фронтовой средѣ, нѣтъ ни самохвальства, ни самонадѣянности, ни кичливо-презрительнаго отношенія къ будущимъ противникамъ. Каждый офицеръ, развѣ за весьма немногими исключеніями, и каждый солдатъ смотритъ вполнѣ серьезно и скромно на предстоящее ему трудное дѣло и съ убѣжденіемъ почитаетъ его за дѣло святое; недовольство же наше, которое за послѣднее время проявляется — увы! слишкомъ часто, имѣетъ своимъ источникомъ единственно лишь глубокое патріотическое чувство, которое томится и дрожитъ отъ сомнѣнія, что неужели
