ковъ, потому что если первая суббота застанетъ ихъ въ собственномъ домѣ, то они скоро умрутъ[1].
Народные обычаи, какъ напримѣръ, святочныя гаданіи и коляда подъ хозяйскими окнами — точно такія же, какъ и у насъ. Ужины подъ Рождество, подъ Новый годъ и въ Крещенскій сочельникъ празднуются также, какъ у малороссіянъ, съ кутьею и взваромъ[2], но съ тою лишь особенностью, что, садясь за семейный столъ, глава семьи обкуриваетъ ладономъ иконы, кушанья и всѣхъ присутствующихъ. Праздникъ Ивана-Купалы извѣстенъ здѣсь подъ именемъ «Пинеру̀да» (красная бабочка). Въ этотъ день молодыя сельскія дѣвушки наряжаются въ листья болотныхъ травъ и выходятъ въ поле искать мотыльковъ, распѣвая при этомъ особую обрядовую пѣсню, а къ вечеру дѣлаютъ изъ глины куклу безъ головы и кидаютъ ее въ рѣку, въ воспоминаніе обезглавленія Іоанна Крестителя.
Видѣлъ я здѣсь также и похороны. Однажды сидѣли мы въ саду и вдругъ слышимъ на улицѣ какіе-то странные смѣшанные звуки, — не то вой, не то пѣніе, но очень дикое, нестройное: дѣтскіе голоса крикливо тянутъ одну безконечную ноту, а голоса нѣсколькихъ взрослыхъ людей гнусливо, въ носъ, выводятъ какія-то рулады. Изъ любопытства мы вышли на улицу, смотримъ — похороны. Впереди процессіи несутъ крестъ и рипиды, затѣмъ идутъ пѣвчіе — мальчики и дьячки, потомъ священники въ бѣлыхъ шерстяныхъ ризахъ, съ нашитыми на нихъ черными крестами и каймами, и наконецъ несутъ покойника, окруженнаго толпою родныхъ и знакомыхъ. Здѣсь хоронятъ безъ гробовъ. Умершаго кладутъ на носилки въ родѣ кровати, покрываютъ церковною пеленою и несутъ на кладбище, гдѣ трупъ съ помощью тяжей спускается на доскѣ въ яму. На этотъ разъ хоронили молодую дѣвушку. Она была одѣта въ бѣлое платье и обвита, поверхъ савана, живыми цвѣтами, а на груди ея лежала іерусалимская булла, обыкновенно добываемая у хаджей и возвращаемая имъ послѣ похоронъ. Мы пошли вслѣдъ за процессіею на кладбище.
