серьозномъ значеніи этого понятія. И опять-таки, какая поразительная противоположность съ лѣвымъ, румынскимъ берегомъ Дуная! Я уже писалъ однажды, что красота румынскихъ женщинъ, за рѣдкими исключеніями, носитъ на себѣ преимущественно животный оттѣнокъ, безъ всякаго одухотворенія и разумности въ выраженіи глазъ, улыбки и вообще физіономіи. Здѣсь же — совсѣмъ не то. Болгарки стройны, нѣсколько сухощавы, и лица ихъ исполнены смысла и чувства. Не рѣдко въ складѣ ихъ привѣтливой улыбки и въ выраженіи прекрасныхъ глазъ просвѣчиваетъ нѣчто больное, тоскливое, какъ будто глубоко схороненное и сжатое въ душѣ горе. Она говоритъ съ вами, повидимому, весело, мило, непринужденно, но нѣтъ-нѣтъ — и вдругъ проскользнетъ на мгновенье въ глазахъ это щемящее страданіе, словно бы мимолетное воспоминаніе души о чемъ-то роковомъ, ужасномъ. Я увѣренъ, что тотъ, кто порою серьозно вглядывался и наблюдалъ эти лица, будетъ вполнѣ согласенъ со мною.
Не смотря на многовѣковое давленіе магометанства, а можетъ быть именно вслѣдствіе этого давленія, болгары, городскіе и сельскіе, сохранили въ чистотѣ не только православную вѣру, но и религіозные обычаи своихъ предковъ. Они какъ бы инстинктивно чуютъ, что православная вѣра — это ихъ знамя, камень спасенія, ковчегъ, въ которомъ до дня воскресенія изъ рабства должна сохраниться ихъ народность отъ смѣшенія и поглощенія ея мусульманскимъ началомъ. На сколько на лѣвомъ берегу румынское «общество» пропиталось индиферентизмомъ къ своей православной вѣрѣ, на столько же здѣсь то, что составляетъ «общество», держится за эту вѣру, какъ за самый прочный оплотъ свой.
Старанія г. Цанкова, который изъ патріотическаго усердія, чтобы болгарамъ было полегче жить подъ туркомъ, задумалъ было обратить ихъ въ католичество, имѣли самый ничтожный успѣхъ: нѣсколько «цивилизованныхъ» горожанъ, воспитывавшихся въ Парижѣ или въ Вѣнѣ, да нѣсколько сельскихъ общинъ, которымъ турки за измѣну вѣрѣ отцовъ дозволили построить костелы съ высокими колокольнями и повѣсить на нихъ колокола — вотъ и весь результатъ усилій г. Цанкова. Масса народа осталась совершенно чужда этой затѣѣ и предпочла лучше оставаться подъ невыносимымъ гнетомъ, чѣмъ
