украшенные великолѣпною, изящною рѣзьбою; среди потолка — рѣзная деревянная розетка, съ которой спускается восточный разноцвѣтный фонарикъ, украшенный шелковыми кистями, или же зеркальный стеклянный шаръ; на столахъ — букеты розъ и иныхъ живыхъ цвѣтовъ, въ фарфоровыхъ вазочкахъ вѣнскаго издѣлія, на стѣнѣ — «огледа̀ло», т. е. зеркало, а въ правой отъ входа, либо въ передней стѣнѣ устроена небольшая ниша, запирающаяся въ родѣ шкафчика; это — кіотъ, гдѣ хранятся фамильные, наслѣдственные образа, и непремѣнно образъ того святаго угодника, покровительству котораго хозяинъ поручилъ свою семейную жизнь, при вступленіи въ бракъ; и каждый болгаринъ непремѣнно празднуетъ день этого своего святаго, служитъ ему молебенъ у себя въ дому и дѣлаетъ пожертвованія на церковь, на школу, на народное дѣло, на бѣдныхъ и убогихъ, призрѣваемыхъ его приходомъ. Въ этихъ же кіотахъ у большей части болгаръ запрятаны и портреты Государя Императора, или покойнаго Государя Николая Павловича — «нашего истиннаго царя, его же чаемъ и ему же служить желаемъ», какъ объясняютъ болгары. — Ужь будто ли такъ? спросилъ я однажды по этому поводу моего хозяина, который довольно порядочно изъясняется по русски и вообще человѣкъ весьма не глупый.
— Не сомнѣвайтесь; непремѣнно такъ! подтвердилъ онъ: —и знаете ли почему? Потому что если намъ нельзя быть самими собою, самостоятельнымъ и сильнымъ царствомъ болгарскимъ, какимъ оно было при царѣ Симеонѣ, то лучше же быть подъ рукою русскаго православнаго царя, чѣмъ подъ рукою султана, или — не дай того Боже! — швабо-мадьяра.
— Но отчего же, спросилъ я: — во многихъ домахъ мнѣ приходилось встрѣчать портретъ Франца-Іосифа? Стало быть, боязнь швабскаго владычества если и существуетъ, то далеко не во всѣхъ?
Мой хозяинъ только ухмыльнулся на это.
— Портреты-то есть, это правда, сказалъ онъ: — но замѣтили ли вы вотъ что: гдѣ виситъ портретъ императора австрійскаго, тамъ непремѣнно открыто, рядомъ же съ нимъ, повѣшенъ и портретъ Императора Всероссійскаго, тамъ же не рѣдко вы встрѣтите и Вильгельма, и Викторію, и Георга греческаго, и Наполеона, и кого угодно. Почему это такъ? Въ этомъ-то