благодарилъ ихъ за доблестно исполненное дѣло; благодарилъ также и гвардейскую роту, которой приказалъ вовратиться на лѣвый берегъ, въ конвой Императорской квартиры. Тутъ же послѣдовала и раздача наградъ высшимъ чинамъ 14-й дивизіи. Государь Императоръ лично надѣлъ на генерала Драгомирова крестъ св. Георгія 3-й степени и вручилъ таковые же кресты 4-й степени генералъ-маіорамъ Іолшину, Петрушевскому и командиру Волынскаго полка полковнику Родіонову. Ранѣе этихъ лицъ получили тотъ же крестъ 3-й степени: начальникъ штаба дѣйствующей арміи, генералъ-адъютантъ Непокойчицкій, генералъ-лейтенантъ Радецкій, начальникъ 3-й саперной бригады, генералъ-маіоръ Рихтеръ, и 4-й степени — Великій Князь Николай Николаевичъ Младшій, который, по отъѣздѣ Драгомирова на болгарскую сторону, оставался все время на берегу при генералѣ Рихтерѣ и, въ качествѣ офицера генеральнаго штаба, исполнялъ порученія по посадкѣ войскъ на понтоны, до отплытія послѣдняго эшелона 14-й дивизіи, вмѣстѣ съ которымъ переправился также и Его Высочество.
Осмотрѣвъ и поблагодаривъ войска, Государь Императоръ отправился въ Систово, гдѣ былъ встрѣченъ съ восторгомъ всѣмъ городскимъ духовенствомъ и христіанскимъ населеніемъ. Приложившись ко кресту, Его Величество отправился въ городской соборъ, гдѣ прослушалъ литію съ многолѣтіемъ. На мраморномъ помостѣ этого собора, предъ царскими дверями, вдѣлана бѣлая плита съ рельефнымъ изображеніемъ двуглаваго орла; другой такой же орелъ изображенъ на фронтонѣ хоровъ[1]. Обстановка православнаго храма, характеръ письма иконъ, рѣзьба иконостаса и служеніе на томъ же самомъ церковно-славянскомъ языкѣ — все это такъ напоминало Россію, и въ особенности нѣкоторыя наши монастырскія стародавнія церкви, все это казалось такъ близко, вѣяло роднымъ, знакомымъ, точно мы вдругъ очутились бы у себя дома, на родной русской землѣ… И дѣйствительно, можно сказать,
- ↑ Въ послѣдствіи, подобные же орлы намъ приходилось встрѣчать во множествѣ церквей Болгаріи. Одно изъ двухъ: или турки не заглядывали въ православные храмы иначе, какъ съ цѣлью грабежа, или же не придавали этому символу политическаго значенія, считая его уцѣлѣвшимъ преданіемъ временъ Византійской имперіи.
