новъ дивизіи, а равно и состоявшіе при ней — генералъ[1], штабъ и оберъ-офицеры, выполняя возложенныя на нихъ назначенія и порученія, почти все время находились въ передовыхъ цѣпяхъ, и генералъ Драгомировъ свидѣтельствуетъ, что это дѣлалось не изъ пустой запальчивости, а потому, что только такимъ путемъ можно было сколько нибудь судить о положеніи дѣлъ въ боевой части: крайне пересѣченная мѣстность, до такой степени закрытая, что достаточно было отойдти шаговъ на пятьдесятъ назадъ отъ цѣпи, чтобы не имѣть уже никакого понятія о происходящемъ въ ней; отсутствіе не только конныхъ ординарцевъ, но даже лошадей у начальствующихъ лицъ — не допускали инаго способа управлять боемъ, такъ какъ своевременное полученіе приказаній въ боевыхъ участкахъ было почти не мыслимо при разъединеніи ихъ крутыми и глубокими оврагами и длинными скатами высотъ, на которыхъ стояли наши боевыя части[2].
Въ дѣлѣ 15-го іюня турки явили нашимъ санитарамъ первые и, къ сожалѣнію, неоднократные примѣры вѣроломства: не только тѣ изъ нихъ, которые были отрѣзаны отъ своихъ въ кустахъ и оврагахъ, но даже раненые стрѣляли и бросались съ ножами на одиночныхъ санитаровъ, нерѣдко послѣ только что оказанной имъ, наравнѣ съ русскими, первой помощи.
Между особенно отличившимися субалтернъ-офицерами, проявившими выходящее изъ ряда самоотверженіе, хладнокровіе и распорядительность, генералъ Драгомировъ называетъ Минскаго полка поручика Моторнаго, Волынскаго полка прапорщика Сергѣева и конно-горной батареи поручика Лихачева, а также особенно свидѣтельствуетъ «о великой помощи», оказанной ему генераломъ Скобелевымъ 2-мъ, который съ полною готовностью принималъ на себя всѣ назначенія, «не исключая и ординарческихъ», и оказывая самое благотворное вліяніе на молодежъ «своимъ блистательнымъ и неизмѣнно яснымъ спокойствіемъ».
