напустивъ на себя видъ благороднаго достоинства, прибавилъ: не думайте, monsieur, чтобы я набавилъ вамъ хотя одинъ сантимъ; я румынъ и считалъ бы это безчестнымъ по отношенію къ нашимъ гостямъ и союзникамъ, къ доблестной и либеральной арміи освободителей.
При послѣднихъ словахъ я невольно расхохотался. Но, въ концѣ концов, пришлось согласиться и на 10 франковъ, пока до пріисканія болѣе удобнаго и дешеваго помѣщенія, потому что комнаты по гостинницамъ разбирались въ этотъ день нарасхватъ и офицерами, и чиновниками, и корреспондентами, и агентами; пока я переговаривался съ хозяиномъ, на стеклянной галлереѣ (она же и корридоръ) дожидалось уже трое алчущихъ и жаждущихъ пріюта. Надо было торопиться захватить что̀ есть, буде не желаешь очутиться къ ночи съ чемоданами на улицѣ.
Пославъ еврейчика-фактора къ Калуда Димитріу за деньщикомъ и вещами, я спустился внизъ, во дворъ, половина котораго была занята огороженнымъ садикомъ, гдѣ помѣщалась въ особомъ свѣтломъ павильонѣ общая столовая. Здѣсь я встрѣтился съ однимъ знакомымъ. Ѣсть намъ обоимъ хотѣлось ужасно, потому что со вчерашняго вечера, отъ самаго Бакеу, у насъ во рту не было ни крошки хлѣба, ни глотка чаю.
Мудреное дѣло разбирать порціонныя карточки, писанныя по румынски и въ добавокъ безграмотно. Хоть убей, ничего не понимаемъ! Является на выручку кельнеръ, толстенькій приземистый нѣмецъ, съ брюшкомъ, изъ швабскихъ уроженцевъ.
— Порцію телячьихъ котлетъ и порцію ростбифу, а пока — поскорѣе по рюмкѣ водки и закусить что-нибудь.
Кельнеръ, съ грязной салфеткой въ рукѣ, виляя толстыми бедрами, бѣжитъ на кухню, но черезъ пять минутъ возвращается съ извиняющимся видомъ и не безъ прискорбія объявляетъ, что нѣтъ ни котлетъ, ни ростбифной говядины, потому что сегодня никакъ не ожидали столь достопочтенныхъ гостей, а заурядъ держать такіе продукты здѣсь не въ обычаѣ, потому что спроса на нихъ у мѣстной публики почти вовсе не существуетъ, на базаръ же посылать теперь — пройдетъ слишкомъ много времени.
— Что же у васъ есть, наконецъ?
