искренна. Впослѣдствіи Тромбицкій получилъ наслѣдство въ Екатеринославской губерніи, продалъ свое смоленское имѣнше и переѣхалъ на жительство туда.
Каленовъ былъ большой сутяга; вѣчно, бывало, слышишъ, что онъ судится то съ тѣмъ, то съ другимъ, то гражданскимъ, то уголовныъ судомъ. Онъ всегда собственноручно писалъ разныя прошенія и объясненія, которыя приходилось подавать въ судъ. Въ то время исправникомъ, еще по выбору дворянства того уѣзда, въ которомъ жилъ Каленовъ, былъ нѣкто Н. Александръ Львовичъ за что-то не взлюбилъ этого Н. и не давалъ ему покаоя ни словомъ, ни дѣломъ. Выведенный изъ терпѣнія, Н. подалъ, наконецъ, на него жалобу въ уѣздный судъ, обвиняя его въ томъ, что, назвавъ его скотиною, Каленовъ нанесъ ему оскорбленіе словомъ. Въ тто время судъ производился на бумагѣ; уѣздный судъ послалъ прошеніе Н. къ Каленову съ требованіемъ, по содержанію его, письменнаго объясненія, и Каленовъ началъ свое объясненіе такими словами: «никогда я такихъ словъ, что Н. скотина, не говорилъ». Слова «Н. скотина» были написаны по подскобленному перочиннымъ ножомъ мѣсту, а въ концн объясненія, согласно тогдашнимъ правиламъ, была сдѣлана оговорка: «а что по чищенному написано Н. скотина — то вѣрно». Подобныхъ штукъ на своемъ вѣку Каленовъ продѣлывалъ много, пока, наконецъ, гласное судопроизводство лишило его возможности шутить съ судомъ. Кажется, не одинъ разъ производились слѣдствія по поводужестокаго обращенія его съ крестьянами, но не знаю, какимъ способомъ Каленовъ всегда выворачивался. Чрезъ много уже лѣтъ послѣ освобожденія крестьянъ, онъ самъ разсказывалъ мнѣ, посмѣиваясь, какъ обыкновенно, въ этихъ случаяхъ, онъ встрѣчалъ жандармскаго полковника у заставы, пересаживалъ его въ свою коляску, запряженную шестерикомъ, отвозилъ въ Александрино и, послѣ нѣсколькихъ пріятно проведенныхъ дней, полковникъ уѣзжалъ, не собравъ никакихъ неблагопріятныхъ для Каленова фактовъ.
Припоминая разсказы Каленова, относящіеся къ тому времени, я вспомнилъ еще одинъ разсказъ, слышанный мною отъ него же, который я хочу передать читателямъ. Каленовъ былъ, вообще, не богатъ; всѣмъ было извѣстно, что состояніе его было даже ниже средняго, что онъ очень много долженъ и въ опекунскій совѣтъ, и частнымъ лицамъ, а, между тѣмъ, у него всегда были деньги и жилъ онъ всегда роскошно. Разсказывали, положимъ, что онъ какъ-то особенно ловко умѣетъ попадать съ своими недоимками подъ Всемилостивѣйшіе манифесты, но объясненіе это все-таки было недостаточнымъ, и всѣ недоумѣвали, откуда онъ беретъ средства. Когда, впослѣдствіи, уже въ семидесятыхъ годахъ, я бывалъ часто у Каленова въ городѣ Бѣломъ, то онъ самъ разсказалъ мнѣ слѣдущее. Какъ-то одинъ разъ пріѣхавъ къ нему въ го-
