изъ числа тѣхъ, которые воздвигли ему этотъ памятникъ, а каждый проходящій мимо почтительно снимаетъ шляпу передъ увѣковѣченною памятью совершеннаго имъ добра. Много и анекдотовъ, и разныхъ исторій долгое время разсказывалось о Валѣ; большая часть изъ нихъ непечатна, но одна осталась у меня въ памяти, и я разскажу ее для пополненія его характеристики. Въ то время въ Смоленскн жилъ одинъ богатый, старый холостякъ, Хра-кій, у котораго жила такъ называемая экономка, кажется, изъ его же крѣпостныхъ. Старика разбилъ параличъ, и Валь ежедневно ѣздилъ къ нему по его настоятельному требованію. Пріѣхавъ однажды, онъ засталъ Хр-го въ агоніи, а экономку въ слезахъ у его постели. Валь преспокойно усѣлся въ кресля; повернувъ къ экономкѣ свое тольстое чрево и внимательно и долго разглядывая ее, онъ спросилъ: «о чемъ ти плячешь?» Экономка разсказала, чо наслѣдники уже давно стерегутъ смерти Хра-го, у котораго есть большія деньги, и что ее выгонятъ ни съ чѣмъ, тогда какъ старикъ всегда хотѣлъ оставить деньги ей, за ея заботы о немъ, но не успѣлъ сдѣлать завѣщанія. — А гдѣ лежатъ деньги? — спросилъ Францъ Ивановичъ и, узнавъ, что онѣ подъ подушкою, прехладнокровно запустилъ руку подъ изголовье умирающаго, вытащилъ деньги и, отдавая экономкѣ, сказалъ: «на, возьми, не плячъ, я скажу, что ихъ завсѣмъ не было». Экономка эта впослѣдствіи вышла замужъ, содержала кондитерскую и послѣ смерти Валя разсказывала это всѣмъ.
Послн небольшаго отступленія я снова обращаюсь къ предмету настоящей главы и хочу разсказать о Каленовѣ рѣшительно все, что только о немъ знаю. Въ первый разъ я увидѣлъ его тогда, когда мнн было тринадцать лѣтъ, а ему уже за сорокъ. Въ то время я только-что перешеъ въ четвертый класс гимназіи, а онъ пріѣзжалъ для того, чтобы опредѣлить въ тотъ же классъ своего сына отъ првой жены, моего двоюроднаго брата Веніамина, съ которымъ вмѣстѣ мы и кончили курсъ и о которомъ рѣчь впереди. До тѣхъ поръ я не видѣлъ никого изъ нихъ, то-есть ни дяди, ни брта, потому что имѣнія наши были далеко одно отъ другаго и кромѣ того отецъ мой вообще былъ не охотникъ ни ѣздить въ гости, ни принимать у себя; но по разсказамъ я довольно живо воображалъ ихъ обоихъ. Я хорошо помню, какъ къ крыльцу нашего деревяннаго дома подлетѣлъ щегольской экипажъ, запряженный шестерикомъ жеребцовъ, изъ котораго вышли мужчина въ альмавинѣ съ бархатными отворотами и коротенькій гимназистикъ въ новенькомъ мундирчикѣ. Помню, что ихъ обоихъ я нашелъ именно такими, какими воображалъ. Александръ Львовичъ одѣвался всегда щегольски, хотя сказать правду, довольно безвкусно и постоянно носилъ три довольно крпные алмаза: одинъ на пальцѣ, другой на часовой цѣпочкѣ и третій въ булавкн на шарфѣ, какіе тогда носили вмѣсто галстуовъ. Онъ ни-
