танницъ, осматривалъ закулисное устройство, присутствовалъ на различныхъ репетиціяхъ и т. п.
Но изъ всѣхъ этихъ выгодъ тогдашняго моего положенія я никогда не забуду одного обстоятельства, которое произвело на меня потрясающее дѣйствіе. Однажды, едва только вошелъ я въ комнату, назначенную для моихъ занятій, какъ является трусливый Адбель со словами: «не угодно ли взглянуть на танцовальный классъ воспитанницъ. Этого никто не можетъ видѣть и для васъ можетъ быть очень интересно». Не совсѣмъ хорошо понимая, въ чемъ могъ состоять этотъ особенный интеесъ, я тѣмъ не менѣе охотно согласился на это предложеніе и, взявъ шляпу, послѣдовалъ за Адбелемъ по разнымъ длиннымъ корридорамъ, соединяющимъ театральную контору съ театральною школою, «блуждали долго», какъ поетъ Ваня въ опереѣ Глинки, «и наконецъ достигли». Въ одномъ изъ корридоровъ, прилегающихъ къ танцовальной залѣ, начали уже появляться видѣнія, ослѣпившія мои глаза… Кто не знаетъ, что есть много любителей балетовъ, которые ставятъ балетъ превыше всевозможныхъ зрнлищь потому единственно, что чуть только можно видѣть прекрасныя женскія ноги, высоко поднимаемыя. Я никогда не находилъ особеннаго наслаждеія въ этомъ и вѣроятно оттого, что въ волшебныхъ гротахъ, подземныхъ или воздушныхъ царствахъ и вообще въ баснословной обстановкѣ нашихъ балетовъ какъ-то естественно уже видѣть порхающія существа. Но въ ту минуту, о которой я говорю, не было никакой фантастической обстаовки; напротивъ, было утро довольно пасмурное. Церковные колокола звали къ обѣднѣ. Корридоры были весьма грязноваты; по корридорамъ шныряли или неблаговидные чиновики или грубые сторожа и служители; наконецъ, настроеніе мое было вовсе не поэтическое, но самое серьезное и дѣловое, и вдругъ, среди этого-то вещественнаго міра, въ глазахъ моихъ мелькнули двѣ или три фигуры, способныя возмутить помыслы митрополита и удовлетворить самой сладострастной фантазіи. Это были воспитанницы, готовыя къ танцовальному классу, въ костюмѣ, возмутительномъ до неприличія. Сверху хотя и было что-то на нихъ, но это что-то оканчивалось не много ниже пояса, затѣмъ все остально облекалось однимъ трико и представляло такія возвыешенія и изгибы, что умъ затме-
