глазомъ, отвѣтилъ: — «ушицей, что яйки варены», т. е. тою водою, въ которой онъ варилъ для офицера яйца.
Впрочемъ, если принять въ соображеніе, что число пансіонеровъ никогда не доходило до пятидесяти, а мжеду тѣмъ изъ нихъ двадцать, т. е. почти половина всего комплекта, воспитывались на счетъ помѣщиковъ Новгородской губерніи, которые дотого были не аккуратны во взносахъ платежа на содержаніе ихъ же дѣтей, что въ 1848 году за помнщиками числилось недоимки едва-ли не болѣе 30.000 р., — такъ не удивительно, что кормили всякою всячиною и держали пости впроголодь воспитанниковъ пансіона, крупинками со стола которыхъ еще питались: инспекторъ и экономъ — семейные, поваръ, хлѣбопекъ, всѣ сторожа и даже, кажется, прачки.
Говоря о кормленіи воспитанниковъ пансіона, я долженъ упомянуть, что о чистотѣ приготовленія кушаній никто не заботился: это явствовало не только изъ того, что, напримнръ, картофель въ супѣ частенько бывалъ на половину неочищеннымъ отъ кожи, но однажды пансіонеры были угощены ломтями чернаго хлнба съ раскромсаннымъ въ нихъ мышенкомъ.
Теперь я опишу нѣкоторыхъ изъ лицъ, служившихъ при гимназіи, которые были чѣмъ-либо замѣчательны и уже давно отошли въ вѣчность.
Михаилъ Мироновичъ Барановъ былъ грозный директоръ, поровшій учениковъ, какъ говорится, — не на жизнь, а на смерть; для таковой операціи онъ держалъ двухъ сторожей: Михайла и Варѳоломея. Бывало, какъ заоретъ Барановъ на все зданіе гимназіи: — Михайло! Варѳоломей! моченых! — такъ всѣ ученики затрясутся. По этому зову, Михаилъ и Варѳоломей моментально, какъ изъ земли, выростали, держа каждый въ своей рукѣ пукъ длинныхъ лозъ, только-что вынутыхъ изъ чана съ водою. Если эти два спекулятора желали услужить Баранову или были почему-либо недовольны пригтовившимся для принятія сѣченія отрокомъ или юношею, то отъ перваго же взмаха ими лозъ кровь брызгала къ потолку.
Иванъ Васильевичъ Масонъ — инспекторъ, обремененный большимъ семействомъ, вслѣдствіе чего не гнушавшійся подношеніями благодарностей и любившій сѣчь учениковъ, а тѣхъ, которые были постраше лѣтами, даже надѣлять, подъ горячій нѣмецкій часъ, оплеухами; кромѣ французскаго и нѣмецкаго языковъ, да географическаго описанія французской монархіи, ровно ничего не зналъ. Однажды Масонъ хотнлъ высѣчъ ученика, бывшао сыномъ какого-то портнаго. — Иванъ Васильевичъ, простите! я папенькѣ скажу, такъ онъ вамъ жилеточку сощьетъ, — вдругъ воскликнулъ ученикъ, обливаясь слезами. Помнится, Масонъ
